Не то чтобы она любила Николашу. Нет, любила, конечно, хотя и любовь ее отличалась от той, о которой в книгах пишут. Николаша был тихим, беззлобным. С ним было удобно. Предсказуемо.
Так почему бы и нет?
Однажды Николаша явился в превеликом волнении. Он был взъерошен, нервозен и ногти грыз. Эта его привычка раздражала Стасю, как и другая – входить в комнату, не сняв уличную обувь.
– Мы должны пожениться… мы должны… пожениться… быстро… как можно быстрей… – Николаша метался по комнате. – Собирайся. Идем… Если мы поженимся, то она ничего не сделает!
Стася не стала спрашивать, кто такая она и что именно должна сделать или нет, предположив, что речь идет о будущей свекрови.
Это был редкий случай, когда Николаша все сделал сам. Нашел загс, сумел договориться о регистрации. Заявление писали задним числом. Свидетельство выдали на руки, и Николаша прижал его к груди с нежностью.
– Теперь все! – сказал он, непонятно к кому обращаясь.
Николаша ошибался.
Стася поняла это еще там, в кабинете регистратора, ставя подпись в книге, но промолчала, понадеявшись, что обойдется.
Не обошлось.
Их пригласили на ужин. Приглашал тот самый лощеный тип, который, передавая приглашение, умудрялся выглядеть виноватым.
– Кирилл, это ведь не ты заложил? – поинтересовался Николаша.
– Нет.
– Я тебе верю.
– Спасибо…
– Там все будут?
– Все.
– И хорошо, – Николаша кивнул. – Давно пора покончить с этим…
А когда тип ушел, Николаша обнял себя. Он стоял, пялясь в темное окно, пока Стася его не окликнула.
– Завтра мы идем в ресторан.
Николаша пожевал губу.
– Я тебе говорил, что моя семья богата… и они…
– Не будут мне рады.
– Это мягко говоря.
– Ничего, – Стася обняла мужа. – Как-нибудь переживем. Мы ж к ним не напрашиваемся.
Николаша вздохнул:
– Не напрашиваемся, но она… она не привыкла уступать кому бы то ни было. Не слушай ее, ладно?
– Кого?
– Старуху… Что бы ни случилось, просто не слушай ее.
– Не буду, – пообещала Стася и мужа по плечу погладила. Интуиция подсказывала ей, что браку не суждено продлиться долго.
И не ошиблась.
Был ресторан.
Роскошный. Пожалуй, даже подавляюще роскошный, и Стася сперва растерялась от обилия золота, света и еще людей.
Пафосное место, как Николаша выразился.
И вправду пафосное. Глянцевое. И глянец этот лежит на белоснежных скатертях, на холеных дамах и лощеных кавалерах, на прислуге, которая выглядит слишком уж прислугой. Пафоса слишком много, и Стасе становится смешно. Правда, смех она благоразумно сдерживает.
Их проводили в отдельный кабинет.
– Стася, знакомься, это моя мама, Ольга Николаевна…
Молодящаяся блондинка милостиво кивнула.
– Кирилла ты знаешь… Алла, моя сестра…
Еще одна блондинка, не молодящаяся, просто молодая. И тоже глянцевая.
– Валентина…
Сонная и равнодушная.
– А это Алиция Виссарионовна. Моя бабушка…
Эту женщину язык не повернулся бы назвать старухой. Возраст ей шел, как шел и шерстяной строгий костюм, который, как поняла Стася, стоил немалых денег. Женщина сидела во главе стола, и это казалось правильным.
– Присаживайтесь, дорогая, – низким хрипловатым голосом велела Алиция Виссарионовна. – Поговорим. Надеюсь, вы утолите наше любопытство… все-таки не каждый день я знакомлюсь с невестой внука…
– Женой, – поправил Николаша, отодвигая стул. – Женой, бабуля, так что все! Вы не успели.
– Николай, – Ольга нахмурилась. – Это было неосмотрительно с твоей стороны!
– Оленька, оставь мальчика, он волнуется. Это нормально… Помнится, когда Николай решился наконец представить меня своей матушке, я тоже безумно волновалась. У него родители были весьма строгих правил… а твои родители, Анастасия… расскажи о них.
Мягкая просьба.
И казалось бы, можно отказать, сменить тему, но Стася отчетливо поняла, что ее рассказ ничего не изменит. Все уже решено. И нынешнее представление – не то дань традиции, не то просто демонстрация возможностей. А их у Алиции Виссарионовны хватало.
– Мама на рынке торгует, отец – сантехник.
– Сантехник, – брезгливо повторила Алла. – Господи ты боже мой… сантехник…
– Допрашивали меня часа три, – Стася кривовато усмехнулась. – Конечно, вежливо… прям тошно становилось от их вежливости… а чем ваш брат занимается… а второй… а правда ли, что в вашей среде принято пить.
Она передразнила визгливый голосок Ольги.
– Вопросы под горячее… вопросы под десерт… Я думала, что этот треклятый ужин никогда не закончится.
Стася вздохнула.
– Николаша все время молчал… Знаешь, если бы он хоть слово поперек им сказал, я бы еще поборолась… а он молчал, глядел в тарелку, хлебал свой консоме…
– Вас тогда… попросили?
– Попросили? А что, верно… попросили… но нет, не тогда. Мы вернулись домой… ну как, в комнатенку нашу, которая в общаге. Николаша извиняться стал, что, дескать, у бабушки характер…
Стася замолчала, но молчание не продлилось долго.
– Она нашла меня через неделю. Я уж и надеяться стала, что обойдется оно… Не подумай, я не дура, но надежда и умных мучит.
Хорошее выражение.
Мучит.
Именно что мучит. Жанна знала, что мама умрет, что диагноз поставлен и пересмотру не подлежит, что смириться надо бы. И пыталась смириться, но надежда жила.