Мысль об отъезде всецело завладела разумом Жиля. Теперь родной замок представлялся ему местом, где он обретет долгожданное счастье. И Жиль торопился. Будь на то его воля, он бы вовсе отправился в Тиффож верхом, в одиночестве, но нынешнее его положение не позволяло подобного.
И Жиль, теряя терпение, ожидал, когда соберется обоз.
Супруга его, недовольства которой он втайне опасался, известию об отъезде обрадовалась.
– Я не верю тому, что говорят о вас, – сказала она, взяв Жиля за руку. И это прикосновение теплых мягких ее ладоней заставило его вздрогнуть. – Ни одному слову…
– А что говорят?
О слухах самого разного свойства ему уже доводилось слышать, но Жиль так и не сумел добраться до сути.
– Говорят… – Щеки Катрин порозовели. – Говорят, что будто бы вы устраиваете в покоях своих оргии… и будто бы приглашаете на них женщин дурного свойства… и мужчин… и поносите имя Господа нашего… и поклоняетесь богам языческим…
– Чушь!
Жиль выкрикнул это и смутился, что испугал жену, но она лишь робко улыбнулась:
– Я знаю, муж мой и господин. И я говорила это… говорила не единожды…
Но кто поверил ей?
– Спасибо, – Жиль обнял жену и поцеловал в холодную щеку ее.
Чем он заслужил подобную преданность?
– Я был не самым лучшим мужем…
– А я не самой лучшей женой, – грустно улыбнулась она. И Жиль увидел крохотные морщинки у губ и у глаз. Сколько лет прошло с той поездки… и с похищения… и с нелепой их свадьбы в старой церквушке… Много.
– Я знаю, – меж тем продолжила Катрин, глядя в глаза, и в этом она была смелей и честней короля. – Знаю, что ваш дед говорил вам, что я оказалась бесплодна…
Ее руки легли на живот.
– И что вам надо избавиться от меня… и если бы у меня имелась совесть, я сама бы избавила вас от своего присутствия в вашей жизни, отправившись в монастырь. Но, Жиль, я так любила жизнь… и люблю… я думала о монастыре, но я боюсь…
– Катрин, я никогда не заставлю вас…
– Я знаю, – перебила она. – Знаю! Как знаю и то, что вы запретили своему деду… использовать иные средства… Я его боялась. Он желал моей смерти, и если бы не вы… Вы исполнили ту клятву, которую давали перед Богом. А я исполню свою. Я буду с вами в радости и в горе… и я верю, что все те, кто ныне злословит, вскорости забудут о вас. А мы… мы постараемся быть счастливы…
Как ни странно, но остаток дня прошел спокойно.
И ночь.
Снилось всякое, мама с отцом, молодые, как с той свадебной фотографии, которая единственная. Согласно семейной легенде, ее сделал папин товарищ. У него была камера и пленка на двадцать четыре кадра. Но товарищ был пьян, а может, просто обделен талантом, а потому из двадцати четырех нормально получился лишь тот…
…Снился мамин портрет, бросать который Жанне было жаль.
И пояс, что по-змеиному ворочался, ползал, пробуя на прочность стеклянные стены.