Детская площадка. Карусельки, качельки... И яркий такой день, солнечный. И в этом сне она увидела маленькую Аврору. Вот она, живая, здоровая. Она улыбается своей детской искренней улыбкой, потому что иначе дети и не могут улыбаться. И она смеется, бегает по всей площадке, с горки скатится, на качелях посидит. И почему-то Лавли вдруг забыла все печали и тревоги. Ей хорошо. Ей хорошо даже больше, чем наяву. Она и не думает, что это сон, и что дочь ее давно не жива, ей просто хорошо. Она бегает с ней. И во сне, почему-то, рядом с Авророй Женька. И зачем он появился здесь? Он ведь никогда не дружил с Авророй, даже с Лавелиной он не общался. Но Лавли это как будто не волнует, во сне у нее совершенно другое мнение. Это когда почему-то человек создает себе во сне такую ситуацию, которую он считает совершенно правильной. И вопросы возникают совершенно другие. У Лавли единственный вопрос был, где ее малютка оставила свои ботиночки? Почему она бегает босиком? А Аврора смеется, она убегает от Женьки. Они играют в догонялки. Вот они там, вот здесь, играют друг с другом, как дети. А Женька здесь и правда как ребенок. Ему лет двенадцать. Про Аврору и не нужно говорить.
Тут посреди сна Лавелина начала плакать. Она плакала не страдальческими слезами, ее слезы такие теплые и радостные, но в то же время и страшные. Страшные в том смысле, что подсознательно она понимает, что это ложь, но видит такие прекрасные картины, которые не хочется разрушать.
Вот Женька с Авророй стали крутиться на карусели, Лавли прыгнула за ними. И тут как бы она понимает, что это не Женька, а Джек, то есть образ ее брата медленно перетекает в этот образ. И Лавли во сне этого не замечает. Просто теперь перед ней Джек. И все. Они катаются на карусельках. И тут, бац, Лавли не удерживается и отлетает. Ей не больно. Но она не видит Аврору и Джека. Она пугается, оборачивается во все стороны, крутится, бегает, но нигде не видит свою малютку. Ей страшно, она чувствует беду.
Тут она видит ее. Подбегает, обнимает, целует. Сзади какой-то силуэт. Она могла бы предположить, что это Джек, но это не он. Это уже другой образ. Это Стоун. Он вдруг прицеливается и стреляет. О ужас! Он попадает. Но попадает не в нее. Он попал в Аврору. Девочка испуганно смотрит на свою грудь. На цветочно-желтом платье появляется кровь. «Нужен доктор! Скорее!» — решает она и бежит с малюткой поскорее в больницу. Она прижимает Аврору к себе, главное теперь — ее не отпустить. Она понимает, что Стоун где-то там позади, преследует их. Вот люди у больницы. Такая большая толпа, она пытается протиснуться сквозь толпу, на нее давят, а кровь все хлыщет. Сама Лавли оказывается в крови. А у толпы все нет конца. Она пробирается и пробирается. Тут понимает, что Стоун опять стреляет. Причем на этот раз, он не попадает ни в Лавли, ни в Аврору. Он попадает в людей на улице. И те умирают на ее глазах, все в крови. Они тянут руки к Лавли, еще умирая, они пытаются утащить за собой Аврору. Уже везде она видит красную кровь, она бежит, вся пачкается, чувствует эти руки смерти умирающих, которые пытаются утащить с собой ее малютку.
И все красное! И все такое грязное! И кровь везде, и смерть, и кто-то утаскивает с собой Аврору. Она пытается найти ее, но не может. Внезапно кто-то дотрагивается до ее плеча. Она знает, что это руки зла. В руках у нее оказывается меч, или что-то острое. Она быстро поражает зло. Но это не оно. Это Аврора. Она падает. Лавли видит Джека в крови, мертвого.
Такого ужаса она никогда не испытывала. Она закричала, проснулась и продолжала кричать. На ее крик вскоре прибежали все. Ее пытались успокоить, а Лавли даже не понимала, кто перед ней.
— Что произошло? — это была Аделька. Она была ближе всех к ней. Женька тоже был рядом. Потом вбежал Джек. А она, наконец, перестала кричать. У нее не хватало воздуха, волосы были спутаны, а лицо красное.
— Это ужасно! — вскричала она и спрыгнула с кровати. — Я не могу даже сказать, насколько. Я… я… Это все это дурацкое место! Это вы все! Ненавижу! Ненавижу!
— Лавелина, — внезапно услышала она тоненький голосок Искорки.
— Ты! Была рядом со мной, — вскричала она со всей своей агрессией. — Я тебя чувствовала. Это ты виновата! — вскричала она.
— Я? — дрожащим голоском произнесла Искорка.
— Лавли, — кто-то пытался ее остановить, но было поздно.
— А кто же еще? — продолжала она. — Это ты на меня навела этот кошмар, ты! Ты его видела, ты была со мной там. Я знаю это. И во всем этом ты тоже виновата. Какая ты звезда, если не можешь исполнить одно мое единственное желание? Ты паршивая звезда. Ты ведь должна знать будущее, да? Но почему ты его не знаешь? Почему ты мне не говоришь, как ее найти! А? Это все здесь нарочно подстроено, я не знаю зачем, может, чтобы поиздеваться надо мной. Или ты можешь воскресить ее, но не хочешь? А? Может быть, ты считаешь, что это Аврора не достойна жить или это все из-за меня, потому что ради меня ты не желаешь постараться?