Волшебный свет

— Поехали со мной сегодня развозить елки, — предлагает он.

Я едва не давлюсь печеньем.

Он выбрасывает скомканную салфетку в зеленое пластиковое мусорное ведро.

— Если не хочешь, не…

— С удовольствием, — отвечаю я. — Но вечером я работаю.

Он смотрит мне прямо в глаза. Его взгляд тускнеет.

— Не нужно придумывать оправданий, Сьерра. Скажи прямо.

Я делаю шаг к нему навстречу.

— Я работаю до восьми. Я же тебе уже говорила, помнишь? — Он что, всегда такой обидчивый?

Он закусывает верхнюю губу и поворачивается к выходу.

— Знаю, есть вещи, которые нам нужно бы обсудить, — произносит он, — но пока еще рано, ясно? Просто… если сможешь, не верь всему, что обо мне говорят.

— Я поеду с тобой в другой день, Калеб. Договорились? Совсем скоро, обещаю. — Жду, когда он посмотрит на меня. — Если хочешь, конечно.

Он берет еще одну салфетку и вытирает руки.

— Хочу. Мне кажется, тебе должно понравиться.

— Хорошо, — отвечаю я, — для меня это много значит.

Он пытается скрыть улыбку, но его выдает ямочка.

— Ты же вырастила эти деревья. И имеешь право видеть, сколько радости они приносят людям.

Я указываю своим леденцом в сторону базара.

— Я это каждый день вижу.

— Это другое, — отвечает он.

Я помешиваю шоколад и смотрю, как жидкость закручивается в водоворот. Такое впечатление, что он не просто по-дружески зовет меня провести вместе время. А приглашает на свидание. Если бы он действительно меня пригласил — безо всяких елок, — мне кажется, я могла бы и согласиться. Но хорошо ли я его знаю? А он меня знает и того хуже.

Он достает расческу и машет ею у меня перед носом.

— Отказываюсь причесываться, пока не назначишь дату.

— О, в ход пошли запрещенные приемы! — отвечаю я. — Дай-ка подумать. В эти выходные у нас будет очень много народу, и я буду просто никакая после работы. Может, в понедельник, после твоих уроков?

Он смотрит вверх, будто сверяется с календарем в уме.

— В понедельник я не работаю. Давай! Заеду за тобой после ужина.

Мы вместе выходим из конторы, и я решаю показать ему свои любимые деревья. Не знаю, сколько своих чаевых он планирует потратить сегодня, но мне хочется, чтобы ему досталось лучшее. Я иду к бальзамической пихте, которую давно присмотрела, но он вдруг разворачивается и направляется к стоянке.

Я останавливаюсь.

— Ты куда?

— Я сегодня без денег, — оглядываясь, говорит он с теплой и озорной улыбкой. — Но я уже получил то, за чем приехал.

Глава девятая

Воскресным вечером, когда поток покупателей иссякает, я закрываюсь в трейлере, чтобы початиться с Рэйчел и Элизабет. Открыв ноутбук, я раздвигаю шторы над столом на случай, если родителям понадобится помощь. При виде знакомых лиц на экране сердце замирает от тоски: как же я далеко! Но уже через пару минут я покатываюсь со смеху: Рэйчел рассказывает, как учительница испанского пыталась научить их жарить эмпанадас[6].

— Получилось что-то вроде подгоревших хоккейных шайб, — говорит Рэйчел. — Нет, серьезно! После уроков играли ими в хоккей в коридоре.

— Я так по вам скучаю, девчонки. — Тянусь к экрану и дотрагиваюсь до их лиц. Они делают то же самое.

— А как у тебя вообще? — спрашивает Элизабет. — Не хочу на тебя давить, но не удалось ли разузнать про следующий год?

— Ну, я спросила родителей напрямую, — отвечаю я. — И они очень не хотят закрывать базар, но пока не знают, удастся ли это. Наверняка вы рады таким известиям, но…

— Нет, — говорит Элизабет. — Какой бы оборот дело ни приняло, это будет и радостно, и грустно.

— Мы держим кулачки, чтобы вам удалось сохранить базар, — подхватывает Рэйчел, — но если ты останешься здесь, с нами, мы, конечно, будем рады.

Я выглядываю в окно и вижу среди деревьев только троих покупателей.

— Кажется, в прошлом году людей было больше, — признаюсь я. — Родители каждый вечер анализируют объемы продаж за день, но я боюсь даже спрашивать.

— Тогда и не спрашивай, — советует Элизабет. — Будь что будет.

Она права. Но каждый раз, когда я отрываюсь от работы, чтобы взяться за домашние задания или просто передохнуть, мне кажется, что я могла бы сделать больше. Лишиться базара будет очень тяжело, особенно для папы.

Рэйчел склоняется к экрану.

— Ладно, теперь моя очередь! Ты не поверишь, в какой кошмар превратился этот зимний бал. Приходится работать с кучей непрофессионалов! — И она принимается рассказывать, как отправила двух первокурсников[7] в магазин для рукоделия за материалами для изготовления снежинок и те купили блестки.

— И все? — уточняю я.

— Блестки! Неужели так трудно догадаться, что эти блестки надо же еще на что-то лепить? Мы же не станем устраивать из них салют!

Пытаюсь представить, каково это — побывать на зимнем балу: все мои одноклассники в нарядных платьях и в смокингах, танцуют, подбрасывают вверх пригоршни блесток. Блестки осыпаются дождем, сверкая в свете дискотечных шаров. Рэйчел и Элизабет смеются и кружатся, раскинув руки. А еще там откуда-то взялся Калеб: стоит, запрокинув голову, с закрытыми глазами и улыбается.

— Тут такое дело, — говорю я. — Я кое-кого встретила. Вроде как.

Последующая тишина длится бесконечно долго.