Волшебство на грани или снежное путешествие (СИ)

Из-за этих любителей подробностей я даже не позавтракал.

***

Я уже почти подходил к университету. Оказываясь на площади, я попытался заставить себя не думать о сегодняшнем разговоре в столовой. Разве это должно беспокоить?

Неизменная клумба с цветками, высаженными в форме листонского флага, казалось, цвела вечно, даже зимой. Вокруг нее стояли скамейки. А студенты ЧАЛИКУНа, кто-то из них явно не выспался, брели по своим корпусам. Вот, стайки первокурсников оживленно, сгруппировавшись в кучки, обсуждают предстоящую сессию, не уверенные в том, что выйдут на неё без долгов. Некоторые студенты, что постарше, курят на крыльце главного корпуса сигареты, из которых исходит едкий цветной дым. Кто-то приветствует своих друзей, пытается списать домашнее задание, сидя на скамейке, или же просто листает распечатки к какому-нибудь семинару. А ведь раньше я и не замечал, насколько оживленно тут бывает, ну, или просто отвык замечать…

- Семён! – я услышал чей-то голос и обернулся.

Наша староста, Раиса Демонс, тощая длинная блондинка, махала мне в знак приветствия правой рукой. Казалось, форма ЧАЛИКУНа ей немного великовата, по крайней мере, пиджак.

Раиса, придерживая на плече джинсовую сумку, подошла ко мне ближе:

- А ты чего вчера не был на занятиях? – тут же спросила она, словно директор школы, делающий выговор непутевому учителю.

- Мне нездоровилось, - отмахнулся я, устремляясь вперед к нашему корпусу.

- Эй, подожди!

- Что?

- Держи, - и она, с улыбкой, порывшись в своей сумке, протянула мне небольшую плюшевую серую собачку с длинными ушами и большими черными глазками. – Это тебе с прошедшим днём рождения, от группы.

Простая дурацкая плюшевая игрушка, не имеющая никакого сакрального значения. Но, все же, приятно, что помнят, не забывают. Хоть я и наговорил им позавчера, что они не обязаны скидываться и вообще могут забыть, ведь каждый день рождения отмечает промежутки, когда ты становишься на год ближе к смерти.

- Спасибо.

Я убрал игрушку в сумку, и мы вместе поднялись по лестнице. Я открыл дверь, пропуская старосту вперед, зашел следом, и мы оказались в холле нашего корпуса, кишащем студентами. Как муравейник, все равно что!

- А еще я рада, что ты решил снова ходить в форме нашего факультета, - похвалила меня Раиса, проходя между колоннами до лестницы, ведущей на другие этажи. Согласись, хорошо, когда соблюдаешь правила…

И она остановилась, не понимая, почему я вдруг застыл перед мемориальной стеной, которую ор-ганизовало руководство факультета после смерти Карсилины Фротгерт. Фотография с уголком, вы-деленным прилепленной темной лентой, висящая на стене, а под ней стол, накрытый красной бархатной материей и заставленный свечами, обложенными цветами, каждый день свежими.

Раньше, когда я проходил мимо этого мемориала, то старался не смотреть на него, ведь это служило напоминанием о смерти Карсилины, которое глубоко вонзалось иглой в сердце и терзало душу. Я и так, без подобных напоминаний, очень мучился из-за гибели принцессы, но пытался держать себя в руках, надевая маску безразличия. Но на этой фотографии Карсилина была слишком живой, когда я на неё смотрел, то не мог сдерживать слёз. Мне приходилось сбегать с занятий и сидеть где-нибудь в одиночестве, чтобы никто не видел, стараясь более-менее успокоиться. Самое дурацкое – проходя мимо, мне хотелось посмотреть в ту сторону, ведь тогда я снова увижу принцессу – хотя бы на фотографии, а не только в своих воспоминаниях.

А сейчас - это неправильно! Карси жива, а ей тут мемориал стоит. Пора его убрать.

- Семён, ты идешь? – поторопила меня Раиса Демонс.

Но я, не ответив, приблизился к фотографии и оторвал с нижнего уголка чёрную ленту.

- Эй, ты что делаешь? – одернула меня Раиса. К счастью, те, кто были в холле, не заметили, что я сделал.

- Поможешь? – улыбнулся я, комкая ленту.

- Дурак что ли! – она выхватила у меня её из рук, но присобачить этот кусок ткани обратно уже было невозможно.

Раиса действительно думала, что я выжил из ума, со всеми этими переживаниями, но она ведь даже не догадывалась о том, что Карси Фротгерт вернулась.

- Так лучше, - я дотронулся до фотографии, Карси, изображенная на ней, улыбалась, держа в руках букет белых лилий.

Раиса уткнула свои руки в бок и, сердито попыталась воззвать меня к совести, пригрозив университетским уставом, и просто сказала:

- Прекрати, ты нарываешься на неприятности!

- Да нет, - отмахнулся я, принимаясь тушить зажженные свечи.

- Хватит! – и она больно вцепилась мне в локоть. Её патриотические чувства взяли верх.

Студенты, что толпились в холле, с интересом нас обступили. Кто-то выкрикнул: «Этот парень явно сошел с ума», а со спины, чтобы помочь Раисе усмирить моё «буйство», подступил широкий пятикурсник Физ-Мага и в три счета заломил мне руку за спину.

- Так его!

- Бей его!

- Ты чего вандализмом занимаешься? – насупившись, бурчал пятикурсник, не отпуская моей руки. – Что-то имеешь против нашей королевской Династии? Иностранец? Не уважаешь страну, в которой учишься!..

Поморщившись и согнувшись пополам, я пытался сказать, что это вовсе никакой не вандализм: