Волжское затмение (СИ)

— Нет. Гм… Оперативно сработали, лейтенант. Быстро, однако… — покачал головой Карпов, вчитываясь в текст приказа. — Вы слишком рьяно взялись, Балк, не наломать бы дров…

— О, не беспокойтесь! — беспечно помахал рукой лейтенант. — Это совершенно беспочвенно! Я побывал на ваших позициях, ознакомил людей с приказами — и меня очень хорошо встретили и поняли! И очень много помогали мне два ваших офицера, которые сегодня были тут. Вы умеете подбирать людей, господин генерал!

— Спасибо, — иронически кивнул Карпов. “Молодцы. Ах, молодцы, самого Балка за нос по позициям провели! Только бы всё у них удалось! Эх, только бы удалось!” — лихорадочно пронеслось в мозгу.

— Ну, что ж, — Балк, встал и поклонился. — До встречи завтра, в шесть утра, на Театральной площади. С вами, господин генерал, останутся мои люди. Ради вашей безопасности. Ваша жизнь теперь тоже на моём попечении. И ещё… прошу не обижаться… Сдайте мне ваш пистолет. Из тех же соображений. Он ведь вам не нужен…

— Это ещё зачем?! — вытаращился на него Карпов. — Завтра, лейтенант. Всё завтра. Куда вы так торопитесь, Балк?

— Сдайте, господин генерал, — тихо попросил Балк. — Я должен быть за вас спокоен. Не заставляйте меня прибегать к унизительным мерам…

И полуоборотом головы указал на своих бойцов. Они, несомненно, готовы были выполнить любое указание своего начальника. Карпов скрипнул зубами, вынул из кобуры “парабеллум” и положил на стол перед Балком.

— Сожалею, но иначе никак… — развёл руками лейтенант, опустив пистолет в карман. — До встречи, господин генерал.

Прищёлкнул каблуками, повернулся и вышел. Карпов, сцепив зубы, долго смотрел ему вслед. Вскочил, лягнул стул и отошёл к окну со щербатым осколком стекла. Глубоко вдохнул. Выдохнул. Успокоился. Два немца по-прежнему сидели на своих местах, с безразличием, как на неодушевлённый предмет, глядя на генерала.

— Трушин! — с отчаянным, злым весельем крикнул Пётр Петрович. — Разжигай свой самовар! Один чёрт спешить некуда, мы теперь в плену. Отвоевались! Давно в России? — дружелюбно, снова садясь за стол, обратился он к немцам.

— Два года. Год здесь, в Ярославле, — лениво ответил один из них.

— Ну и как вам всё это нравится? — и Карпов кивнул за окно. Проснулся какой-то затаённый ранее интерес ко всем, кто видит происходящее со стороны. Раньше было не до этого. А теперь что же… Теперь можно.

— Не нравится, господин генерал. Плохо… Я тут у вас ничего не понимаю, но это… — он с отвращением покачал головой. — Такой был город, а теперь? Разве нельзя иначе? Варварство…

И вдруг генерал вздрогнул, услышав, как гремит посудой в своём закутке Трушин. Как гудит в самоваре пламя. Как жужжат под потолком мухи. Эти звуки были уже забыты и непривычны. Хотелось слушать и слушать их, не отрываясь. Потому что стихла стрельба. Совсем стихла. Как отрезало. Балк выполнил своё обещание. “Ну, ребятки, дело за вами, — прикрыв глаза, мысленно, с мольбой, проговорил Карпов. — Дай вам Бог… Дай Бог!”

Всю ночь до рассвета Карпов, Трушин и оба немца при свете керосиновой лампы увлечённо играли в подкидного дурака. Генерал сам предложил это, потому что гадкие мысли и предчувствия завтрашнего дня становились уже нестерпимыми. И отвлекался, рассеивался в незатейливой, туповатой, ненавидимой ранее казарменной игре. Посмеивался, стариковски крякал, азартно покрикивал на немцев. И слышался в пустом и порушенном коридоре смех, карповский бас, хихиканье Трушина и ломаная русская речь балковских бойцов.

Рассвет над Ярославлем был тёмен и хмур. Небо было сплошь затянуто серой, как мешковина, пеленой, и в воздухе стояла мелкая прохладная водяная взвесь. Воздух посвежел: прошедшие в последние дни дожди прибили и смыли пыль, пригасили чадящие пожары. На Варваринской там и тут стояли лужи с размытой извёсткой, кирпичной крошкой и чёрной гарью.

В устьях выходящих на Театральную улиц повсюду стояли вооружённые немцы. Перед фасадом театра, почти до самой Кокуевской гостиницы, выстроились лицом к лицу две шеренги недавних военнопленных. Между ними был широкий проход. По нему взад-вперёд прохаживался лейтенант Балк и звонко отдавал последние распоряжения. У Кокуевки на скамьях, бордюрах, на мокрых газонах, подстелив тряпьё, сидели и лежали бывшие бойцы и офицеры Ярославского отряда Северной Добровольческой армии. Усталые, измученные, безучастные лица. При виде Карпова люди задвигались, засуетились, стали подниматься и оправлять одежду. Многие были ранены, в пожелтевших, с бурыми пятнами засохшей крови, бинтах и повязках. Лишние, совершенно ненужные уже движения были для них тяжелы и болезненны.