Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Я не собирался вмешиваться в частную жизнь этой семьи, но в первые дни своего пребывания у них в доме я не мог не заметить некоторых подробностей этой жизни. Я скоро узнал, что мистер Ангус устроил Художника на его первую работу в бухгалтерской конторе и что Художник сбежал с нее, как только у него появилась возможность и финансовая поддержка преследовать свои творческие амбиции. Неодобрение со стороны мистера Ангуса было очевидным, но он не слишком старался его проявлять. У него было достаточно терпения дожидаться, пока Художник устанет от своей сомнительной и трудной профессии, к тому же у него были и другие, более послушные дети. Художника терпели, но его занятие игнорировали. Мне повезло, что семья не считала меня его «произведением», хотя часто казалось, что сам Художник именно так и думал.

Что до меня, то мне нравилось все: конструкция лестницы и оконные защелки, ежедневный распорядок дома и его работящие жильцы, пугающее, но гениальное устройство уборной. А главное – великолепная библиотека. Дом хранил множество сокровищ, хотя мои компаньоны считали их самыми обычными вещами. Я был уверен, что совершал много ошибок по части этикета, и был полон решимости научиться избегать их, поэтому я тщательно изучал все, что происходило вокруг меня. Таким образом, несколько дождливых дней, последовавших за моим приездом, не принесли мне разочарования. Мои чувства были уже переполнены, и когда я не вбирал в себя виды, звуки и запахи нового места, я погружался в чтение томов из той огромной коллекции книг, чтобы избавиться от странных приступов тревоги, нападавших на меня, если мне случалось подумать о том, как далеко я уплыл от дома.

Глава 7

Папа, мне стыдно признаться, но в те первые дни в Лондоне я почти позабыл о тебе – нужно было столько всего увидеть и впитать. И все же боль не оставляла меня. Она отчетливо тренькала на заднем плане, задавая ритм моему голодному и неприкаянному сердцу. Как странно, что в детстве в Новой Зеландии я чувствовал себя потерянным, но теперь виды и звуки этого далекого нового города делали все оставленное позади приятнее и милее моему сердцу. Я внезапно отчетливо ощутил себя уроженцем Новой Зеландии, словно пребывание за границей давало мне право претендовать на целую страну, которого я вовсе не чувствовал, когда жил в ней. Незаметно пролетали дни и даже недели, но эта непрошеная боль всегда возвращалась: когда я шел по людной улице, когда покупал букетик для мисс Ангус или пирог с угрем для себя, когда искал в парке знакомые растения. Она накрывала меня, как волна, и я озирался по сторонам и видел себя в совершенно чужой стране, и не понимал, как я попал туда, словно только что проснулся маленьким мальчиком, у которого живы отец и мать, от которых умудрился уйти слишком далеко. Возможно, я не каждый раз относил эти саднящие ощущения на твой счет, но теперь, оглядываясь назад, я вижу их источник, – о, великий дар предвидения, от скольких бед ты мог бы нас спасти.

Небесам потребовалась неделя, чтобы проясниться. Когда же это наконец произошло, мы все решили извлечь из хорошей погоды наибольшую выгоду. Сразу же после завтрака Художник заказал кэб, но мисс Ангус все еще горела желанием совершить предложенный ею осмотр достопримечательностей. Даже мистер Ангус не поехал с утра в контору, чтобы сопровождать нас в зоопарк и Колизей, до которых можно было быстро дойти пешком. До тех пор я отваживался доходить лишь до Дорсет-сквер, маленького сада, вокруг которого располагались дома нашего квартала, поэтому обрадовался, что по пути мы увидим весь Риджентс-парк.

Меня начала сильно донимать угольная пыль, наполнявшая ноздри каждого, кто рискнул выйти на улицу. Она висела в воздухе постоянно, поэтому я думал, что смогу привыкнуть к навязчивому угару, но так и не привык. Способность лондонца игнорировать копоть, покрывающую любую поверхность, стену или здание – даже те, которыми он гордился, – вызывала у меня изумление. Я упоминаю об этом не для того, чтобы пожаловаться на то, с чем приходится мириться каждому горожанину, но чтобы лишний раз подчеркнуть, как удивительным образом смог почти мгновенно рассеивался, стоило лишь войти в любой парк. Можно было подумать, что изрыгавших клубы дыма городских труб никогда не существовало – по крайней мере, на время прогулки. Облегчение было сладостным.

В этот прекрасный день мне было трудно сдержать восторг от зелени повсюду, и деревьев, и птиц, и кишевшей жизнью земли. Прошло уже так много месяцев с тех пор, как я не бывал в лесу, что я не мог удержаться, чтобы не переходить от дерева к дереву, изучая особенности каждого. По стволу одного из деревьев шныряло маленькое красное существо, покрупнее kiore[49], но меньше собаки, с большим и пушистым изогнутым хвостом. Существо было очаровательным – оно стремительно металось по веткам, а затем замирало, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Я рассмеялся во весь голос.