Воображаемые жизни Джеймса Понеке

– Всякий раз, когда ты посещаешь подобную выставку, Джеймс, тебе дается отличная возможность изменить себя к лучшему. Где еще ты встретишься лицом к лицу с богами – как небесными, так и земными. За каждым лицом прячется своя история. Нам повезло, что мы находимся столь близко к столь широкому выбору экспозиций.

Мы немного посидели на обтянутых бархатом скамьях. Я попытался развернуться к своим спутникам, потому что меня смущало обилие зеркал в позолоченных рамах на стенах комнаты, и теперь, когда мы сели, они оказались на уровне наших глаз. Я не мог повернуться слишком близко к мисс Ангус из страха причинить ей неловкость, и поэтому, пока сестра с братом обсуждали достоинства новых украшений и скульптурных форм (она восхищалась скульптурой, но находила украшения слишком кричащими; он же критиковал и то, и другое), я обнаружил, что прячу взгляд от собственного отражения. Не то чтобы мне не нравилось то, что я видел. Мне было известно, кто я и что я. Но я еще никогда не видел себя рядом с бледнолицым силуэтом английской пары и не осознавал, насколько была заметна разница в нашей внешности. Если ты достаточно долго находишься среди других людей, ты начинаешь видеть в них себя. Я уже начал терять ощущение собственной внешности, хотя по-прежнему носил с собой свое прошлое. Должно быть, я слишком отождествлял себя со своими покровителями и не был готов к странному опыту быть одновременно и своим, и чужим. Я был для них другом; мы хорошо знали и любили друг друга. Но во мне были черты, въевшиеся мне под кожу, как морские татуировки, которых им было никогда не понять.

Я знаю, что говорю, как англичанин. Я знаю, что хорошо играю свою роль. Но в те первые недели я осознал себя и членом привилегированного класса, и мальчиком-маори в мире, который был для меня чужим. Я жил в обоих мирах одновременно, хотя иному человеку бывает трудновато даже в одном. В то мгновение я ощутил странность места, где я находился, где целый мир во всем его величии и красоте был изображен посредством искусственных материалов. Подумать только, что эти люди прогресса могли сотворить своим искусством, изобретениями и технологиями! Они были способны воссоздать мир так, что мир настоящий стал им практически не нужен. Они и в самом деле уподобились Богу, создавая собственные копии божественных творений и наслаждаясь всем этим. Ибо все, что я увидел в этот день, было не чем иным, как развлечением. Природа была укрощена, и ее силы обузданы, чтобы расширять человеческое господство над познаваемой вселенной. Оно было великолепно, и я немедленно стал рабом его блеска. И все же ничто из этого не было настоящим.

Если вы заметили в моем тоне отвращение, возможно, потому, что мое повествование окрашено последующими событиями. Тогда же мой энтузиазм не знал колебаний. Все сомнения и страхи вскоре сменились немалой страстью к изобретениям и развлечениям, которые предлагал Лондон, и всякий раз, когда это представлялось удобным и подобающим, мои хозяева водили меня на некоторые из них. Я отбросил беспокойство и стал в некотором роде гедонистом, черпавшим удовольствие в череде представлений. Это было довольно просто, ведь в нашем распоряжении было столь существенное разнообразие. Такие зрелища посещали все, от королевских особ до бедняков, поэтому у меня была возможность наблюдать всех жителей Лондона, даже если с виду мы были увлечены представлением. Воистину, весь город был одной сплошной выставкой, и мне оставалось только ходить по улицам, задрав голову (и чудом избегать столкновений с прохожими). Красота Лондона – это спектакль; вместе же с шумом, и грязью, и толпами – это восхитительная головоломка.

* * *