Сейчас я помню лишь несколько имен из тех, с кем мы столкнулись тем вечером: например, герцог Шефтсбери, виконт Махун, лорд Коттенгэм – но я был поистине ослеплен числом графов, лордов и духовных лиц, с которыми мне выпала честь повстречаться. Епископы Оксфорда и Ямайки – места совершенно мне тогда незнакомого, – хотя к ним мы не подходили, разве что поклонились мимоходом. Затем было множество врачей и ученых в различных областях, как мистер Антробус – любознательных и глубоких мыслителей, даже в поверхностном разговоре проявлявших обстоятельность суждений. Я горжусь тем, что сведущ во многих вещах, но иногда смысл их бесед ускользал от меня, особенно когда они обращались к современной политике. Когда же они возвращались к предметам научно-техническим – вот тогда я ощущал себя наиболее сопричастным к их рассуждениям. И конечно, часто обсуждалось искусство, судя по всему, как-то связанное с великими техническими достижениями и интересами Королевского общества.
– Вижу, вы все время посматриваете на огромную картину маркиза на дальней стене, – заметил джентльмен, представленный мне в качестве мистера Бротона[59]
. – Это «Возвращение солдата с войны». Мне она тоже нравится – она прославляет простого солдата, а не полководца. Довольно прогрессивно для маркиза, хотя уверен, что слышал, как он поговаривал ее заменить.– Зачем ему это делать?
– Ах, ну как же, ведь стоит идти в ногу со временем, не так ли? Вся эта военная ностальгия прекрасна, но мы живем в новую эпоху, как вы сегодня увидите. Полагаю, маркиз присматривает изображение паровой машины, а может, даже что-то из Тернера[60]
. Не в моем вкусе, но он любит производить впечатление.– Из Тернера?
– Чертовски невразумительный художник. Мне нравится, когда живопись немного более… живописна.
– Еще бы, Бротон. Вам нравится, чтобы все было в черно-белых тонах, без подвоха и желательно по линейке. – К нам подошел мистер Антробус.
– Нисколько не отрицаю. Но немного цвета тоже никому не повредит, верно, юноша? – Тут он толкнул меня локтем, подмигнул и похлопал перчатками, чтобы слуга заметил его пустую руку и принес ему бокал.
– Сегодня вечером здесь очень много политиков. – Голова мистера Антробуса покачивалась, словно он их считал.
– Сколько вы насчитали, Антробус?
– Как минимум десять депутатов парламента.
– Депутатов?
– Да, и еще больше лордов.
– Не упускайте из виду Пиля[61]
, юноша.– Не дразните его, Бротон.
– Я не против, но что, если я его и в самом деле увижу?
– Закройте глаза, – рассмеялся мистер Бротон и отправился рассказывать ту же шутку другим присутствующим.
Тогда Художник извинился и отправился фланировать среди гостей. Мистер Антробус посмотрел ему вслед, затем повернулся и пристально взглянул на меня.
– Как у вас дела, Понеке?
– Должен признаться, что устал от Выставочного павильона, хотя никогда не думал, что такое случится. Художник планирует еще выставки в других местах, но я отклонил его приглашение в них участвовать.
– Могу вас понять. Быть профессиональным зрелищем – престранное занятие. Но разве вы не хотите получше узнать нашу страну?
– Ae. Да, конечно же. Но Художник любезно принял мой отказ осуществить это подобным способом. Он говорит, что мы квиты, наш обмен равноценен, и думаю, что он прав. Utu[62]
исполнено.– Utu?
– Я отплатил за услугу. Наш взаимный обмен завершен.
– Прекрасная концепция.
– Очень важная для моего народа.
– Ах да, вы же благородная раса. Мне бы так хотелось когда-нибудь увидеть ваш народ, увидеть вас среди них. Я имею в виду – у вас на родине. Боюсь, что мы, англичане, настолько поглощены собственными представлениями обо всем, что не видим мира за пределами наших границ. Иной раз даже тогда, когда отправляемся за их пределы.
– Как вы думаете, почему, мистер Антробус? – Мне так нравился образ мыслей этого человека, что хотелось вызвать его на откровенность.
– Не знаю, Понеке. Не могу этого понять, потому что, если бы у меня были средства на путешествия, я бы окунулся в новые миры настолько, насколько смог бы. Я бы, наверное, «взял с собой одеяло», как говорят, если вы понимаете, что я имею в виду. Но я не тот англичанин, у которого стоит об этом спрашивать.
– Возможно, я тот новозеландец, которому стоит поразмыслить над этим вопросом. Думаю, я пытался здесь «сойти за своего», как вы говорите, но я не понимаю, смотрю ли я на все – на самом деле – так, как мне следует. Какие-то вещи я вижу широко раскрытыми глазами ребенка из Новой Зеландии, а другие – глазами умудренного старца, но чаще всего – глазами беспечного, ничем не обремененного молодого человека, которым я и являюсь. Однако в то же время меня ценят за мою непохожесть и просят подчеркнуть ее. Вот взгляните на меня в моем туземном наряде. На родине я так не одеваюсь. На самом деле возможно, что моя необычность – это единственное, что во мне есть ценного. По крайней мере, единственное, что спасает меня от насмешек, – в то же самое время, когда делает меня беззащитным перед ними.
– Боже мой. Да нет же. И не думайте так.