Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

Как емко сформулировал историк-медиевист Баше, «хотя обращение [иудеев] в христианство делало возможным их социальную интеграцию, в них оставалось нечто от предыдущего состояния, что не полностью отменялось крещением. Со временем этому неизгладимому следу стали придавать все большее значение. В Испании раннего Нового времени подлинная одержимость "чистотой крови" (limpieza de sangre) привела к преследованию обращенных евреев и их потомков (conversos). Хотя противопоставление между антииудаизмом и антисемитизмом сохраняет свой смысл, следует признать, что Средние века прошли по этому пути дальше, чем это обычно считается»[523].

История испанских «новых христиан» и споров об их крови выходит далеко за пределы Средневековья. Однако она все равно для нас значима, поскольку показывает, как в дискурс религиозной инаковости легко вплетаются кровь, корни и предки[524]. И дело не только в том, что над потомками евреев нависало вечное подозрение, что они продолжают втайне хранить веру отцов и лишь притворяются католиками[525]. Как считали многие «старые христиане», сама еврейская кровь является источником нравственной порчи и она не исчезает даже после крещения.

Как пишет историк Дэвид Ниренберг, испанские королевства, где бок о бок с католическим большинством долго жили мусульмане и иудеи, были самыми религиозно неоднородными странами католической Европы. На протяжении XIV–XV вв. эта неоднородность постепенно была сведена на нет через сегрегацию, обращение, изгнание и резню. С 1391 г. (когда по Кастилии и Арагону прокатилась волна погромов) по 1492 г. (когда все иудеи, отказавшиеся принять крещение, были изгнаны из объединенного королевства) Испания почти освободилась от своего еврейского населения и наследия. И в ней остались только те, кто принял крещение, их сыновья, внуки или правнуки. Но их было немало.

Массовое обращение создало новую проблему – (часто обоснованный) страх, что оно лишь мнимо и что крещеные иудеи и их потомки хранят свою прежнюю веру. Этот страх усиливался тем, что многие иудеи, (вынужденно) принявшие христианство, перебирались в другие земли, где их никто не знал, и там возвращались в иудаизм. Массовый приток «новых христиан» расшатывал саму христианскую идентичность и заставлял искать новые критерии разграничения «своих» и «чужих»[526]. В итоге в испанском обществе закрепилось важнейшее разграничение между «старыми», или «природными», христианами (сhristianos de natura; christianos viejos) и «новыми христианами», «новообращенными» или «марранами» (christianos nuevos; confessos; conversos; marranos). И их противопоставление опиралось не только на память о том, кем были предки того или иного рода, но и на концепт «чистоты крови» (limpieza de sangre).

В соответствии с ним кровь иудеев и мусульман отличается от христианской. Если у человека есть доля еврейской или мусульманской крови, то он по природе более склонен к ереси и моральному разложению, поэтому ему следует закрыть доступ к церковным и публичным должностям, а также ко многим почтенным профессиям. Кроме того, необходимо пресечь браки между старыми и новыми христианами. Считалось, что моральные и религиозные изъяны, свойственные марранам, передаются по наследству, коренятся в прошлом их народа, а потому неискоренимы. Здесь работала та же логика, что и при обсуждении различий между дворянами и простолюдинами.

Если формулировать максимально кратко, сословное общество основывалось на убеждении, что благородная кровь дает благородных отпрысков, а выходцы из низших сословий останутся простецами и деревенщиной. Около 1438 г. кастильский архипресвитер Альфонсо Мартинес де Толедо писал о том, что господа «доброго корня» (buena raça) всегда будут вести себя благородно, а люди низкого происхождения (vil raça e linaje) – низко и подло, сколь бы они ни были богаты и могущественны. По его словам, чтобы убедиться в значении крови, достаточно взять двух младенцев – сына крестьянина и сына рыцаря – и поселить их в горах, вдали от родителей. И мы непременно увидим, что сын крестьянина займется возделыванием земли, а сын рыцаря будет тренироваться во владении оружием и верховой езде[527].