Вооруженная борьба. Тайная история Ирландской республиканской армии

И оборона сопровождалась в новом мышлении ИРА ответным насилием. Как сказал один бывший член ИРА из Белфаста о начале 1970-х годов: «Люди были очень, очень заинтересованы в защите и очень заинтересованы в возмездии, потому что люди были очень, очень злы. Они действительно были рассержены… Там была настоящая ярость, среди молодых людей». Один деятель, участвовавший в инциденте, в ходе которого были смертельно застрелены четыре протестанта, заметил: У нас было чувство победы, чувство, что месть сладка». По словам бруклинского стрелка Временных сил Джорджа Харрисона (1970 г.): Сначала, я думаю, была оборона гетто… а потом еще и мстить». Оборона и возмездие [были] терминами, которые мы использовали». Месть британской армии быстро стала жизненно важной: мы должны бить их, потому что они бьют нас. Истязания — обыски, уличные столкновения, аресты и так далее — начали перекраивать первоначально дружеские отношения между католическим рабочим классом и британской армией. В течение года после середины 1969 г. католические Белфаст и Дерри в значительной степени ополчились против солдат, причем суровость последних способствовала усилению и расширению той самой подрывной деятельности, против которой они якобы использовались. Член ИРА Пэт МакГиун, описывая свой путь в организацию, упомянул о «погромах» 1969 года и о последующей роли британской армии: «Вероятно, одним из решающих факторов стало постоянное преследование британских войск на улицах. В то время на улицах появились войска. В целом это создавало атмосферу насилия и желания дать отпор и не принимать такой тип государства».

Томми Горман, вступивший в ИРА в 1970 году, говорит, что британская армия сыграла решающую роль в укреплении позиций Временных сил: «Иногда ИРА допускала какую-то ошибку и делала что-то, но потом появлялась британская армия и затмевала ее, делая что-то еще хуже… Мы создавали эту идею, что британское государство вам не друг… и на каждом повороте дороги они усугубляли то, что мы говорили, они делали то, что мы говорили, выполняя всю пропаганду… Британская армия, британское правительство были нашими лучшими агентами по вербовке.

Враждебная реакция на армию могла усиливать другие импульсы к республиканским действиям. Как размышлял другой бывший доброволец ИРА о причинах своего участия в борьбе:

«Я происходил из республиканской семьи, но важно отметить, что в этой республиканской семье не было и намека на фанатизм. В начале шестидесятых годов в семье на стене висели Кевин Барри и Роджер Кейсмент… Семья моего отца была очень пробританской: он всю жизнь служил в британской армии (воевал в Арнеме). Моя семья со стороны матери была республиканской. Мои родители разошлись, когда я был совсем маленьким, поэтому я рос в материнском крыле семьи, а это была республиканская семья… Так что это была одна из причин [вступления в ИРА]. Другой причиной — и это невозможно переоценить — была, когда начались беспорядки, реакция сил безопасности в националистических районах… Так что в основном это две причины, и в основном, я бы сказал, последняя — нанести ответный удар по тому, что происходило в тех районах»

Для других роль британской армии в подталкивании их к вступлению в ИРА также была «очень, очень важным фактором», а в некоторых случаях даже решающим. Государственные репрессии с помощью военной силы были для некоторых решающей динамикой их участия. По словам одного из новобранцев начала 1970-х годов: «Почему я стал членом ИРА? Это было вызвано процессом репрессий со стороны британского государства».

У будущего брайтонского террориста Патрика Мейджи был дед из ИРА, но его собственный арест и избиение британскими солдатами также способствовали его вступлению в ИРА: «Было чувство гнева. Настоящий гнев. Я почувствовал, что просто не могу от этого уйти, и присоединился».