Заключенные-республиканцы часто демонстрировали впечатляющую приверженность к самообразованию. В годы после окончания голодовки многие из них также продолжили обучение по официальным программам, включая открытые университетские степени. Наши курсы по политике, социологии и изучению стран третьего мира сочетали республиканский энтузиазм с самосовершенствованием, а также способом освободиться от оков и обрести некоторую степень автономии. Патрик Маги (который начал учиться в тюрьме в 1989 году, после четырех лет заключения, и которому предстояло там продолжить обучение в бакалавриате и аспирантуре) вспоминал:
В 1980-х годах в самих H-Blocks твердая приверженность культуре дебатов дополнялась образовательным рвением. Как выразился Шон Мюррей (Sean Murray, H-Blocks, 1981–7), «мы должны были использовать наше время с максимальной пользой, и одним из лучших способов сделать это было самообразование и политизация». В 1970-х годах заключенные ИРА избегали тюремных учебных заведений, опасаясь, что общение с ними может ослабить политическую приверженность; в 1980-х годах в блоках «Н», напротив, заключенные пользовались возможностями, предоставляемыми тюремными властями, в дополнение к своей собственной самообразовательной работе.
Дело не в том, что до 1981 года среди заключенных ИРА не было политических дискуссий и образования: в 1970-х годах в камерах проводились занятия по ирландскому языку и лекции о республиканстве, а также разнообразное чтение. В тюрьме «у вас есть пространство для анализа»; «даже в 73–74 годах в тюрьме шли политические дебаты». По выражению Джерри Келли, заключенных «готовили к революции». И снова, во время массового протеста, имела место интенсивная политическая дискуссия. Лоуренс Маккаун: «Всеобщий протест был, я думаю, одним из самых важных периодов обучения в моей жизни, даже несмотря на то, что у вас не было доступа к книгам и художественной литературе: вы обсуждали… думали о своем собственном мнении, размышляли над ним, бросали вызов или сами получали вызов»; Энтони Макинтайр: «Мы мы всегда пытались спровоцировать дискуссию во время массового протеста… Мы называли наш уголок “уголком коммуняк” в нашем крыле на бланкете, потому что мы всегда обсуждали проблемы». Так что само по себе обсуждение и чтение заключенными ИРА не было чем-то новым. Как и в 1920-е годы, когда такие литературные республиканцы, как Пейдар О'Доннелл и Эрни О'Мэлли, читали и обсуждали, находясь в заключении, так и временные заключенные с пользой и вдумчивостью использовали свое тюремное время для чтения, размышлений и дебатов.
Но после голодовки 1981 года масштабы и координация таких усилий в блоках «Н» изменились, и впервые за многие годы вновь появился доступ к книгам. Как отмечалось ранее, во время тюремных протестов конца 1970-х годов эти политически ревностные заключенные обходились без книг, газет и журналов; когда спустя годы после забастовки ситуация изменилась и книги снова были разрешены в тюремных блоках категории «Н», они с энтузиазмом принялись за чтение.
Среди тех, чьи работы были прочитаны и чьи идеи оказали большое влияние на заключенных-республиканцев, был Пауло Фрейре (1921–97). Профессор Папского католического университета Сан-Паулу Фрейре с гордостью выступил против того, что он назвал «банковской концепцией образования», согласно которой учителя знают все, думают, говорят и обучают, в то время как студенты ничего не знают, покорно слушают и получают образование. Эта идея была не совсем новой. Можно найти примеры, относящиеся к гораздо более раннему периоду, когда люди утверждали, что учителя следует рассматривать как коллегу и соученика, а не как всезнающего проповедника истины. Но Фрейре обладал заразительным рвением к переплетению действия и рефлексии (практики) и к тому, что он считал захватывающим новым видом образования: