Вооруженные силы на Юге России

«Дивизион» полковника Гершельмана, по численности не больше эскадрона (почти безлошадный), по существу, был просто небольшим отрядом. В дивизион входили гвардейские кавалерийские офицеры и несколько офицеров и вольноопределяющихся 5-го гус. Александрийского полка. Преобладали однополчане полковника Гершельмана — уланы Его Величества, поэтому и эскадрон, со сверхсрочным вахмистром, считался эскадроном их полка. Начальником пулеметной команды был гусар шт. ротм. Хмелевский.

В январе 1919 года дивизион был вызван в Симферополь, а затем выдвинут в северную Таврию для пополнения. Высадившись из теплушек в Салькове в феврале 1919 года, отряд направился через Рождественку в имение Фальц-Фейна «Аскания-Нова». В большом селе Рождественка почти всех посадили на коней. Там же ночью часть населения, настроенная большевистски, пыталась обезоружить наш небольшой отрядик, но мы были предупреждены благонамеренными стариками, и этот план не удался.

Прибыв в Асканию-Нова, этот чудесный зоологический сад и питомник растений, офицеры расположились в доме для приезжающих. Незначительное число солдат из бывших красноармейцев, взятых в плен под Ставрополем, и небольшой обоз и лошади поместились на юго-западной окраине поместья в большом людском доме и прилежащем к нему, загороженном невысокой стеной из кирпича скотском дворе.

Время было тревожное, все знали, что недалеко севернее бесчинствовали тысячные отряды Махно и Григорьева. Наш же отряд насчитывал меньше ста шашек, при шести пулеметах. Это был как бы утлый белый челн в бушующем красном море, что и подтвердилось, так как приблизительно через два месяца нашим частям пришлось сдать Крым и укрепиться на Ак-Манае перед Керчью.

Через несколько дней после нашего прибытия полковник Лермонтов^{258}, командовавший в то время вооруженными силами Перекопа и которому был подчинен Гершельман, потребовал от нас два пулемета. Поручики Трейчке и Б. П. Горский^{259} (теперешний староста церкви в Наяке) уехали с пулеметами к нему, ослабив наш отряд. Все оставшиеся, сознавая создавшуюся опасность, были начеку. Вопреки клевете кого-то, видимо, заинтересованного в этом, никто пьяным не был. Через день после отъезда поручика Горского и Трейчке получились сведения, что банды Григорьева приближаются.

По приказанию Гершельмана все перешли на ночевку в людской дом. Никто не раздевался, даже не снимал сапог. К утру, еще затемно, когда по тревоге все выскочили из помещения на открытое, ничем не защищенное поле, наступающая густая цепь красных была уже совсем близко и открыла по нас частый огонь. Несколько человек наших упало, среди них был убит наповал ротмистр Богутский^{260}. Наши стали отстреливаться и залегли перед домом и стеной скотного двора, расположив два пулемета по флангам. Ротмистра же Лазарева^{261} с пулеметом Максима Гершельман сам повел на опушку леса, вправо от нас, чтобы обезопасить обход неприятелем с фланга и тыла. Наш правофланговый пулемет Кольта, при котором был я с инструктором нашей пулеметной команды, поручиком В. Клименко, работал непрерывно и, видимо, метко, так как перебежки в неприятельской цепи замедлились и противник несколько отошел, но часам, вероятно, к десяти утра григорьевцы стали особенно упорно наступать. В это время в нашем пулемете случился перекос ленты и мы под сильным огнем не могли устранить задержки.

Общее положение становилось угрожающим! Красные явно приближались. Правофланговый пулемет бездействовал, и каждая наша попытка втащить его за стену парализовалась необычайно частым огнем по нас. Приходилось ложиться плашмя и руками окапываться. Часам к одиннадцати дня (вероятно), когда положение еще ухудшилось, показался скачущий от опушки леса, со стороны ротмистра Лазарева, полковник Гершельман. Шагах в пятидесяти от нас его рыжий конь неожиданно упал замертво, Гершельман успел соскочить и, прихрамывая, подбежал к нам, ободряя нас. Красные открыли по нему бешеную стрельбу, но Бог хранил его в этот момент, и он успел зайти за стену.

Через какой-нибудь час положение стало критическим: передняя цепь красных была от нас совсем близко и мы думали, что они перейдут в штыковую атаку, задавив нас своей численностью. Пулеметы работали непрерывно. Все до одного отстреливались из винтовок. Вспоминается, как рядом с нами, вкладывая обойму за обоймой, бывший пленный красноармеец из-под Ставрополя, Кузнецов, считавшийся «ненадежным» и поэтому назначенный кашеваром, оказавшийся чудным стрелком, сваливал поочередно подымающихся на перебежки красных.