Минус в карму. Постоянно напоминает мне, что я нахлебница. Не в укор, конечно, но после этих слов, мне сразу же хочется найти себе работу, доказать ему, что могу вполне себя обеспечивать. Один такой порыв закончился предложением работать у него в юридическом отделе. Отказалась. Мне Германа дома хватает с лихвой, не хватало его еще на работе постоянно видеть. Поэтому я с удовольствием откликнулась на предложение Питера заняться дистанционно документацией. Восторга со стороны своего мужчины я не увидела, но и не запретил помогать Эвансу. За это ему можно поставить плюсик. Смотрит на часы, вздыхает.
— Мне пора. До вечера, - опять подходит к кровати, поспешно целует в губы. Заглядывает в гардеробную, оттуда выходит с пиджаком и галстуком. Оставляет меня одну в спальне.
Я прислушиваюсь к его шагам. Прислушиваюсь, как глухо хлопает дверь, как заводится машина и через мгновение Герман выезжает со двора. Дочь еще спит, поэтому у меня есть полчаса на то, чтобы привести себя в порядок и приготовит легкий завтрак.
Когда Кэти спускается на первый этаж, ее уже на столе ждут горячие оладушки с клубничным вареньем, какао с молоком. В будничной суете время пробегает быстро, я вызываю такси, и мы едем к Диане. Благо их поселок находится в одной стороне с нашим, и ехать через всю Москву не нужно. Передав дочь на руки подруги, сразу же уезжаю в город. В час дня у меня назначен прием в частной клинике. Два дня назад я сдала кровь на хгч, почувствовав неладно в организме и отсутствие месячных, которые раньше у меня были как часики, наступали в день в день. Банальный тест на беременность покупать не стала.
— Добрый день, - мне улыбается врач. Такая приятная женщина, что хочется ей довериться и раскрыть свои секреты. На секунду я зачем-то вспоминаю маму, с которой у меня никогда не было теплых отношений, с которой я по-прежнему не виделась, живя с ней в одном городе. О папе лучше не думать.
Прием длится полчаса, из кабинета я выхожу с дебильной улыбкой и не знаю, плакать мне или смеяться. Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться. Три недели под сердцем ношу маленькую кроху. Сначала мне трудно дышать от этой новости, мысли путаются. Я вроде счастлива, но какое-то тревожное чувство меня не отпускает. Беспокойство за реакцию Германа. Он пару раз вскользь говорил о детях, но никогда я от него не слышала пылкости в этих разговорах. Иногда мне кажется, что ему вполне хватает Кэтрин. Он готов служить только ей и исполнять только ее прихоти.
— Марьяна? – на меня смотрит в упор женщина.
Я останавливаюсь и не верю глазам. Все такая же красивая, все такая же молодая, словно время над ней не властно. Сейчас в груди возникает ощущение, как при встрече с звездой экрана, которую ты привык видеть только по телевизору. В моем случае только в воспоминаниях. Перекладываю сумку из одной руки в другую и медленно подхожу к ней.
— Здравствуй, мама.
Она вздрагивает от моего обращения, словно я ей дала пощечину. Поджимает губы, но не успевает скрыть боль в глазах. Может впервые за всю жизнь ей больно от того, что потеряла дочь. Чем больше я на нее смотрю, тем четче понимаю – в эту семью мне дорога заказана. Никакие откровенные разговоры, покаяния не помогут нам забыть претензии друг к другу, предательства, отчуждение.
— Как папа?
— Хорошо. Все у него хорошо, - неловко улыбается, пытается не так жадно меня рассматривать. Усмехаюсь. Об этой встрече она отцу не расскажет. Это будет ее маленькая тайна. У меня возникает потребность показать ей Кэтрин, рассказать о беременности. Я хочу ее порадовать, поэтому засовываю руку в карман пиджака, достаю телефон.
— У меня дочка, Кэтрин, - снимаю блокировку. – Она уже совсем большая, ей четыре года, - нахожу в фотографию дочери, разворачиваю экран.
— Не надо! – резко отшатывается от меня мама, заставив почувствовать в груди болезненный спазм. Рука в воздухе висит от силы секунды две, я решительно прячу мобильник. Она смотрит немного виновато, но мне от этого не легче. Я не произношу слов на прощания, прохожу мимо, немного ее обойдя, как препятствие на своем пути.
Выйдя на улицу, хватаю ртом воздух, приложив руку к груди. Мне все же больно, как бы я не крепилась, как бы я не делала вид, что родители мне не нужны. Я хочу семью. Настоящую. Со своими традициями, со своими воспоминаниями. Я сделаю все возможное, чтобы ни Кэтрин, ни будущий малыш никогда не узнали, что такое родительское разочарование. Мне жизненно необходимо, чтобы мои дети в полной мере ощутили любовь мамы и папы, знали, что их любят просто так. Любят за то, что они есть.
Сегодня не десятое число, но ответ я хочу дать именно сегодня. Поэтому прямиком направляюсь в офис к Герману.
— Герман Александрович у себя? – на ходу спрашиваю секретаршу. Она не успевает мне ответить, я резко дергаю на себя дверь.
— Вам туда нельзя! – несется в спину. Мне можно, но только вот совсем не вовремя мне захотелось дать Герману свое согласие на то, чтобы быть его женой. На меня смотрят десять пар разных глаз.