Вопреки

– А помнишь, – продолжая стоять на коленях и перебирать руками землю, прохрипел он, – как ты в школу нас всех по утрам провожала? Как ругалась, что мы в порт после уроков бегаем?.. Я ведь вернулся сюда тринадцать лет спустя только ради тебя, мамочка. Снилась ты мне часто. Так увидеть тебя хотелось, обнять… И вот, что из этого вышло. Проклят я, наверное, мама. Пули бандитские меня не берут, а тебя потерял.

Так и сидел он на земле, отхлебывая водку из бутылки и продолжая говорить. По мужественному лицу катились горькие слезы. Никогда в жизни еще ему не было так больно, так горько.

Когда он опомнился, почти стемнело.

– Вот и все, мама. Мне надо выбираться отсюда. Я скучать буду. Ты прости меня, если сможешь, родная. За все прости своего непутевого сына. На том свете обязательно свидимся, мамочка. А пока мне Катюше помогать надо деток поднимать. Она у меня не совсем здорова, Катюша моя. Я рядом с ней должен быть. Ей я нужнее.

Поднялся, взял с могилы горсть земли, поцеловал и обратно положил. Посмотрел на бутылку – водка почти закончилась, а он даже не опьянел. Выбрался на трассу, пешком пошел. На его счастье мимо ехала попутка.

– К Находкинскому проспекту меня отвезите, – попросил Ярцев.

У проспекта выбрался из машины. Купил еще водки в небольшом частном магазинчике и пошел медленным шагом вдоль пустынной бухты. Спустился к воде, сел на песок. Открыл вторую бутылку.

Японское море, огромное и живое, билось в темноте о берег, дышало. Ярцеву казалось, что никогда не затянется огромная кровоточащая рана в его сердце. Хлебнул водки, и вдруг захотелось поплавать. Вода холодная, а ему все равно. Сбросил туфли, стянул джинсы и рубашку, и пошел в воду. Нырнул с головой и поплыл.

Ледяная вода освежала, и он занырнул поглубже. Как тогда, когда был еще совсем юным и любил море до безумия. Потом перевернулся на спину, оттолкнулся от воды и поплыл, рассматривая почти черное ночное небо. Мамы нет, Олега нет. Осталась только Ната, со сломанной жизнью.

Выбрался на берег. Кое-как натянул на мокрое тело одежду и опустился на песок. Нащупал в кармане пачку сигарет и зажигалку, закурил. Так и сидел у воды, не замечая холода. Вторая бутылка водки давно кончилась, а ему ничего не хотелось. Опомнился, когда светать начало. Поднялся с песка, отряхнул грязные брюки. Покачиваясь, направился в сторону многоэтажки матери.

Поднялся по ступеням на второй этаж, плечом дверь толкнул, и та поддалась. Некому ее было починить после трагедии, разыгравшейся в квартире. Стекла, засохшая кровь на полу и на стенах. Никто ничего так и не отмыл.

Ярцев вошел в гостиную, посмотрел по сторонам. Все, как всегда, только пылью покрылось. Видно, что хозяева долго отсутствовали.

В серванте стояла почти полная бутылка водки. Именно та, которую они пили с Натой и мамой, когда остались ночевать в Находке.

К горлу подкатил ком. Какие же они счастливые тогда были… И как он несчастен сейчас. Прошлое и настоящее. Как две параллельные вселенные, которые больше никогда не пересекутся. Ярцев прикусил кулак. Достал бутылку и хрустальную стопку. Налил себе водки.

– Пусть земля будет пухом…

Тяжело вздохнул и выпил. За двоих выпил – за мать и за брата. Олежа в земле лежит вместе с мамой. А должен был он, Саша там лежать сейчас. Пощадил бы брат Катюшу и сына, неизвестно.

«Жадность тебя, Олежа, сгубила. Видит Бог, меньше всего на свете я хотел для тебя такой смерти. Пусть земля будет пухом», – вздохнул Ярцев

Вернулся в прихожую. Подумал – плохо это, что в квартире не убрано. Нашел в ванной комнате ведро и тряпку. Хорошо еще, хозяйственные перчатки были. Снял рубашку, чтобы не испачкать ее окончательно, и принялся отмывать прихожую и кухню. Мыл, а перед глазами все стоял тот момент, когда они Катю с ножом в руках нашли. Тело Олега на полу, Ната в углу и море крови. Пока пол и стены отмывал, ему казалось, что не Катя, а он сам только что зарезал Олега.

Через час полы и стены стали чистыми. Ярцев собрал в пакет осколки разбитого стекла. Отмыл тщательно руки, а потом попробовал прикрутить назад вылетевший дверной замок. Тот вроде на место встал.

Немного успокоившись, он достал сигареты. Вышел на балкон, закурил.

Постоял, пока от сигареты не остался один фильтр, и снова вернулся в гостиную. Поискал в серванте ценные вещи. Но пусто везде было – ни денег, ни золота. Видимо, побывали в квартире местные.

Так горько ему стало, что украли мамины личные вещи, что снова ком к горлу подкатил. Прикрыл рот рукой и медленно вышел.

Заглянул в спальню, где они с Катей оставались. Подобрал с пола Сашенькину игрушку, что забыли, когда убегали отсюда все вместе. Вещей сына тоже не было.

«И это украли», – пронеслось в голове у него.

Подошел к серванту, вытащил старый альбом с фотографиями. Тогда фотографии еще клеили, таким старым был тот альбом.