Вопреки себе (СИ)

Едва дождавшись утра, Жаклин велела позвать к себе Бэтси — якобы, чтобы справиться о дочери. Прикинувшись, что её мучает совесть за то, что она напугала свою крошку истерическими криками, Жаклин вызвала у девушки первый прилив сострадания к себе. А дальше, всё пошло, как по маслу: опытной актрисе хватило буквально пары часов, чтобы склонить наивную служанку на свою сторону.

В ход пошло всё: слёзы градом, печальный взгляд, дрожащий голос, внезапное глубокое доверие со стороны госпожи, которое немало польстило молодой служанке, и вскоре Бэтси уже заглядывала в рот Жаклин и ловила каждое её слово. Девушка искренне негодовала, что какая-то беспутная женщина посмела встать между её господами. В её глазах граф и графиня Бутурлины были идеальной парой, и она не могла смириться с тем, что их пытаются разлучить.

Жаклин мастерски обрисовала ситуацию так, чтобы выставить себя невинной жертвой, а Александра — ослеплённым, сбившимся с истинного пути, мужчиной. Главной злодейкой, разумеется, стала Адель, которую Бэтси возненавидела с полуслова, хотя пока и не видела ни разу. Она готова была выполнить любой приказ своей несчастной, обманутой госпожи, лишь бы вырвать запутавшегося графа из сетей коварной обольстительницы.

— Что я должна сделать, миледи? — с готовностью спросила Бэтси, обратив на заплаканную графиню доверчивый взгляд своих чистых, карих глаз.

— Я хочу, чтобы муж этой женщины узнал о недостойном поведении своей жены, — коротко всхлипнула Жаклин, вытирая глаза платочком. — Конечно, это жестоко по отношению к нему, он ведь уже немолод… но мысль о том, что она так вероломно обманывает хорошего, доброго человека, просто не даёт мне покоя!

— Господи, как можно знатной даме вести себя так непристойно? — потрясённо прошептала Бэтси. — Ведь прелюбодеяние — тяжкий смертный грех! Неужели она совсем не боится божьей кары?

— Не все так свято чтят заповеди, дитя… — удручённо вздохнула Жаклин, и тут же с жаром продолжила, — ты должна помочь мне найти любовные письма, которые граф прячет где-то в особняке, — графиня испытующе глядела на девушку. — Без твоей помощи мне не справиться, а тебе прислуга вполне доверяет.

— Но… я даже не представляю, где они могут быть, миледи! — Бэтси явно растерялась и испугалась того, что ей предлагала сделать госпожа. Рыться в личных вещах графа — такое даже представить себе было страшно!

— Ты просто присмотрись пока, а там уже и я выйду из этой комнаты, тогда и решим, где искать его тайник, — успокоила её Жаклин, горячо сжимая ладони девушки. — Ты же поможешь мне, Бэтси? Здесь у меня нет ни одного друга, все недолюбливают меня… только ты одна понимаешь, что я чувствую!

Голос графини снова горестно дрогнул, а голубые глаза наполнились слезами, которые незамедлительно покатились по щекам. Она выглядела такой беспомощной и одинокой, что Бэтси отбросила последние сомнения. Она поможет своей госпоже вернуть мир и покой в семью, если, конечно, это в её силах. В конце концов, разве это не её христианский долг — помочь ближнему?

— Я всё сделаю, миледи, всё, что Вы прикажете! — твёрдо ответила девушка и кивнула головой.

Жаклин едва сдержалась, чтобы открыто не показать своё ликование Бэтси. Ну вот, первую партию она уже выиграла — заполучила слепо преданного сообщника. А теперь… нужно набраться терпения. Впереди самая сложная партия.

Когда Жаклин покинула пределы своей временной тюрьмы, ей пришлось полностью вжиться в новую роль, и играть уже не только для наивной служанки. Она выглядела искренне раскаявшейся, спокойной и печальной. Будто смирилась, будто приняла свою судьбу.

Александру она не только не сказала ни одного грубого слова, но и перестала так откровенно навязываться, как раньше. Сжимая руки в кулаки, она держалась сдержанно и с мужем, и с его матушкой. Пересекаясь с ними, она большей частью молчала, стараясь не мешать своим присутствием, но печальное личико, полуопущенные глаза, дрожащие ресницы и уныло поникшие плечи поневоле вызывали чувство вины, если не у самого Александра, то у его матери. Как бы Мария Александровна не относилась к невестке, но элементарная жалость была ей не чужда.

Сам Александр держался с женой настороженно, не доверяя её внезапному превращению в ангела. Он прекрасно помнил их недавний разговор и понимал, что именно тогда видел настоящую Жаклин, такую, которой прежде не знал. В глубине души граф вынужден был признаться самому себе, что он боится этой женщины.

Внутреннее чутьё подсказывало ему, что Жаклин способна на всё, даже на самое худшее — это очень хорошо читалось в её глазах, пылающих неистребимой ненавистью. Даже поклянись он ей на иконах, что между ним и Адель ничего нет — она бы ему не поверила. При мысли о том, что Адель или Софи могут пострадать от руки его мстительной жены, Александр ощущал самую настоящую панику. Нужно не спускать глаз с Жаклин, чтобы предотвратить беду любыми средствами.