Жаклин росла в борделе и хорошо помнила, как его обитательницы в шутку называли её «маленькая герцогиня» — из-за особой любви аристократов к её матери. Мать она помнила смутно, но помнила, что та была очень красивой и жутко испорченной. Когда девочке исполнилось семь, мать умерла, а малышку забрали к себе дальние родственники.
В доме двоюродной тётки над Жаклин издевались. Её били, унижали, редко кормили, одевали в обноски своих детей и заставляли много работать. Муж тётки держал маленький кабачок на окраине Парижа, и Жаклин вынуждена была мыть там посуду и вытирать столы. Иногда сердобольные клиенты подкармливали голодного ребёнка, но она дичилась посторонних. Уже тогда девочка ненавидела всех вокруг и считала людей своими потенциальными врагами. Всех, без исключения.
Когда ей исполнилось тринадцать и хрупкая детская фигурка начала приобретать девичьи округлости, ей пришлось часто отбиваться от пьяных клиентов, которые не особо разбирались — ребёнок перед ними или нет, да и выглядела Жаклин старше своих лет. Рано оформившаяся грудь, тонкая талия и округлые бёдра делали её похожей на шестнадцатилетнюю девушку. Но пьяные клиенты стали не самой большой проблемой для неё — внезапно дядя стал проявлять к племяннице жены недвусмысленный интерес.
Сначала Жаклин пыталась игнорировать знаки его внимания, но это становилось сложнее день ото дня. Он специально подлавливал её в чулане или на кухне, где не упускал случая хлопнуть по упругому заду или ущипнуть за грудь, осыпая сомнительными комплиментами. Жаклин вся сжималась от отвращения и старалась уйти как можно скорее. Мысли о том, чтобы пожаловаться тётке, ей в голову даже не приходили — ей всё равно никто не поверит.
И вот однажды, когда тётка уехала из города на несколько дней, дядя ввалился в комнату Жаклин, когда девочка уже спала. Она так устала за день работы в кабаке, что даже не услышала скрип открывающейся двери. Очнулась же лишь тогда, когда почувствовала, как чьи-то противные влажные руки ощупывают её грудь и задирают ночную рубашку.
Она испуганно вскрикнула, но большая, грубая ручища дяди тут же плотно запечатала ей рот. Она пыталась вырваться, кричала, но после пары крепких пощёчин сдалась, понимая, что всё бесполезно и помочь ей некому.
Резкая боль пронзила её тело, когда он грубо взял её, похрюкивая и урча при этом от удовольствия. Жаклин только тихо плакала, закрыв глаза, чтобы не видеть красного, потного лица насильника.
Он измывался над ней почти всю ночь, заставляя проделывать разные унизительные вещи, сопровождая свои грубые толчки грязными комментариями, обзывая девочку маленькой шлюхой, которую ему давно уже следовало поиметь. Жаклин казалось, что она умрёт этой ночью, настолько больно и противно ей было, но внезапно в её душе зажглась жажда мести… такая огромная, испепеляющая… Нет, она не умрёт, она выстоит… умрёт этот подонок, который посмел изнасиловать её!
Когда извращенец, наконец, уснул, Жаклин осторожно выбралась из-под него, натянула первое попавшееся платье, и бесшумно спустилась вниз. В кухне она выбрала самый острый нож — тот, которым повар разделывал мясные туши, которые привозили в кабачок.
Сжав в маленькой руке грубую рукоятку ножа, Жаклин поднялась обратно. Дядя лежал на её кровати и громко храпел, раскинув руки и ноги в разные стороны. Он даже не потрудился одеться, и напоминал Жаклин огромного жирного хряка, вызывающего отвращение и гадливость. На смятой простыне девочка заметила следы её крови, смешанной с его ненавистным семенем. Она брезгливо скривилась, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
Медленно подойдя ближе, она занесла руку над ним… Несколько мгновений она вглядывалась в его лицо, опасаясь, что у неё не получится с первого раза, а потом резко взмахнула ножом, полоснув острым лезвием по горлу мерзавца. Раздался жуткий хрип, смешанный с противным булькающим звуком, и алая кровь брызнула в разные стороны, забрызгав лицо и платье Жаклин. Дядя схватился за горло, безуспешно пытаясь подняться, но закричать уже не смог. Его глаза вылезли из орбит от боли и предсмертного ужаса, а бледная, как смерть, девочка стояла рядом и хладнокровно наблюдала как умирает её мучитель.
Через пару минут он затих на кровати, и лишь густая кровь продолжала вытекать из жуткой раны на горле. Жаклин ещё раз медленно обвела взглядом его безобразное тело, остановившись глазами на вялом половом органе, всё ещё хранившем следы её крови. Вспыхнув от нового приступа ненависти, она схватила мертвеца за член, и одним резким движением отсекла его, словно срезала кабачок с грядки. Бросив отсечённый орган на грудь насильнику, она больше не глядела на него.