Князь задыхался всё сильнее, выхватывая слезящимися глазами больно ранящие фразы, написанные рукой жены. Она нарушила своё слово… предала его… стала любовницей Александра. Значит, всё кончено… он проиграл. Он лишний в этом любовном треугольнике, а точнее, квадрате.
Господи, как ему пережить это?! Почему любовь в его жизни появилась так поздно? Почему он полюбил юную девушку, влюблённую в другого мужчину — молодого и красивого? Почему ему так больно…
В груди князя всё горело, словно лютый огонь нещадно пожирал его изнутри. Воздуха в лёгких становилось всё меньше и меньше, а сердце вдруг сдавило настолько сильно, что потемнело в глазах. В последней попытке судорожно вздохнуть полной грудью, Владимир Кириллович резко рванул ворот рубашки и вдруг неловко завалился на бок и обмяк, выпуская из ослабевших пальцев злополучные письма, веером рассыпавшиеся у его ног.
========== Ах, если бы время можно было повернуть вспять! Или… первая жертва. ==========
— Барыня… Аделина Андреевна, проснитесь же! Беда! — дрожащий, взволнованный голос Тани раздавался откуда-то издалека, пока Адель не поняла, что это вовсе не сон.
Она открыла, наконец, заспанные глаза и непонимающе взглянула на побелевшую, как бумага горничную, которая трясла её за плечо дрожащими руками.
— Таня? Что стряслось? — недоумённо пробормотала княгиня, силясь стряхнуть остатки сна. Бросив взгляд в окно, Адель поняла, что на дворе ещё ночь. — Который час?
— Беда, барыня… — начала было объяснять девушка, но вдруг захлебнулась горькими слезами, закрыв лицо белым передником.
Страх вдруг полоснул по нервам Адель острой бритвой, мигом заставляя окончательно проснуться и вскочить с постели. Она резко встряхнула громко рыдающую горничную, лихорадочно допытываясь:
— Что, Таня? Что-то с Софи?! Ну, говори же, ради Бога!
Таня отчаянно замотала головой, опровергая предположение княгини, но так и не смогла вымолвить ни слова, всё сильнее поддаваясь истерике. Адель пока не понимала, что произошло, и её захлёстывал ужас неизвестности. Никогда раньше она не видела, чтобы степенная и рассудительная Таня так отчаянно рыдала. Господи, что же могло случиться? И с кем?
— Таня! — строго воззвала она к девушке, снова встряхивая её. — Ты должна сказать мне что случилось! Ты слышишь меня? Почему ты плачешь? Что за беда приключилась?
— Б-барин… Владимир Кирилыч… помер… — еле вымолвила горничная, закусывая нижнюю губу, чтобы не разрыдаться ещё пуще, — в кабинете…
Адель не помнила, как ноги донесли её до нужной двери. Она только машинально набросила на плечи пеньюар и, как была, босиком бросилась в тёмный коридор, а оттуда — вниз по лестнице, к двери маленького рабочего кабинета князя. В голове у неё отчаянно билась только одна мысль: этого не может быть! Не может быть! Не может…
Дверь была распахнута настежь, а из кабинета раздавались приглушённые мужские голоса и сдавленные женские рыдания. Адель сразу узнала голоса дворецкого, камердинера мужа — Григория, и старой служанки князя — Матрёны. Старуха была уже очень дряхлой, но до сих пор жила в особняке: когда-то она служила при первой жене Владимира Кирилловича — была её нянькой, вырастила её. Князь любил часто беседовать с Матрёной о своей покойной жене, их роднили общие воспоминания, и потому он держал её при себе. Кстати, мрачная старуха так и не приняла Адель в качестве новой жены Владимира Кирилловича — для неё единственной княгиней Оболенской осталась обожаемая ею Аннушка.
Вбежав в открытую дверь, Адель испуганно замерла на пороге, не решаясь идти дальше — её останавливал страх увидеть воочию подтверждение слов Тани. Пока княгиня бежала вниз по лестнице, она ещё могла надеяться на какое-нибудь чудо, на то, что весь этот кошмар окажется ошибкой. Однако, увидев заплаканных слуг, она поняла, что чуда не случится…
Заметив застывшую в дверях молодую хозяйку, слуги сразу расступились, и Адель увидела, наконец, Владимира Кирилловича, полулежащего в большом кожаном кресле. Он до сих пор был одет во фрак, как на вчерашнем приёме, и казалось, просто уснул в кабинете… если бы не его лицо.
Оно было как никогда расслабленным, даже умиротворённым… но мертвенно-бледным, желтоватым, будто восковым. Глаза запали в глазницы, нос неестественно заострился, а рот был приоткрыт, словно князь задыхался перед смертью. С первого взгляда было ясно, что перед ней мёртвое, безжизненное тело.
Молодая княгиня вздрогнула от страха, затем медленно и нерешительно приблизилась, так и не веря до конца в происходящее. Всё это напоминало кошмарный сон, от которого хотелось немедленно пробудиться. Господи, как это произошло? Почему??? Ведь всего несколько часов назад они с мужем виделись в комнате Софи, и с ним всё было в порядке. Ну, может быть, он выглядел немного уставшим и бледным, но уж точно не умирающим!
— Ч-что с ним… случилось? — с трудом выговорила Адель, обращая испуганный взгляд на притихших слуг.