Вопреки себе (СИ)

Тёмные глаза княгини смотрели на отца строго и обиженно. Она никак не могла понять, как самые близкие люди могли скрывать от неё настолько важные вещи, как крах её репутации в обществе.

— Мы не хотели усугублять твоё горе и лишний раз расстраивать, — виновато объяснил князь. — Ты едва начала спать спокойно, и эти домыслы…

— Домыслы?! Это самая сокровенная моя тайна, и она вдруг выплыла наружу! — в отчаянии вскрикнула Адель. — Как мне теперь показываться в свете, papa? Что будет с Софи, ведь её фактически объявили незаконнорожденной, плодом греховной связи?!

— Детка, это лишь сплетни, грязные сплетни, — Андрей Алексеевич всё-таки сумел обнять дочь за плечи, и она тут же сникла и спрятала лицо на груди отца. — Как бы горько и обидно тебе ни было сейчас, разговоры стихнут рано или поздно. Официально Софи — законная дочь Владимира Кирилловича, урождённая княжна Оболенская, этого оспорить никто и никогда не сможет.

— Но я никогда не совершала того, в чём меня обвиняют! — возмутилась Адель. — Да, я не любила мужа так, как он того желал, но…

— Вольдемар пытался добиться твоей благосклонности? — удивлённо осведомился Андрей Алексеевич. — Но… я считал, что у вас фиктивный брак.

Адель внезапно запнулась и вспыхнула до корней волос, осознав, что неосторожно открыла отцу подлинную причину, по которой она винила себя в том, что сделала мужа несчастным в браке. По её смущённому личику и стыдливо опущенным глазам князь понял, что его лучшего друга постигло несчастье воспылать страстью к молодой жене, ответить на которую взаимностью она, увы, не смогла. О записках, найденных у тела князя Оболенского, Андрею Алексеевичу никто так и не поведал. Не знали ничего и Ольга с Марией Александровной. Михаил, Александр и Аделина договорились пока молчать об этом.

— Так вот почему ты винишь себя в его смерти? — печально вздохнул князь. — Бедное дитя, ты думаешь, что страдания от неразделённой любви ускорили его кончину?

— Да, — нехотя призналась она. — Это произошло так неожиданно для меня… ещё в Неаполе. Я повела себя, как эгоистка, и не ответила на его чувства. Вы же знаете, papa… я… — она снова растерянно замолчала.

— Всё ещё любишь Александра, — тихо закончил за неё отец, тяжело вздыхая.

— Да, люблю, — ещё тише ответила она, отводя взгляд. — И, кстати, я догадываюсь, кто распространил в обществе эти грязные слухи о нас!

— О ком ты? — не понял князь.

— О Жаклин, разумеется, этой ядовитой змее! — на личике княгини появилась смесь гнева и презрения. — Она уже давно изводит Александра своими подозрениями!

— От ревнивой супруги можно ожидать такой реакции, но… так ли уж она не права, дитя моё? — осторожно заметил Андрей Алексеевич. — Разве Александр не сделал ничего, что могло вызвать её ревность? Прости, но порой он так откровенно смотрит на тебя, что даже у меня внутри всё переворачивается. Между прочим, я вполне допускаю мысль, что даже посторонние люди могли обратить внимание на его пылкие взгляды. Я давно хотел поговорить с Александром об этом, но Мишель опередил меня, насколько мне известно.

— Но мы с Александром вовсе не любовники, papa! — возмутилась Адель. — Мы просто стараемся поддерживать дружеские, внутрисемейные отношения! Неужели и Вы считаете, что мы могли…

Её голос дрожал от горячего желания оправдаться, но щёки предательски пылали, выдавая, что она не совсем искренна, и прежде всего — перед самой собой.

— Нет, милая, я так не считаю, — князь успокаивающе взял руки дочери в свои, — но не забывай, что мне хорошо известно всё, что происходит под крышей этого дома. Я знаю, что в день похорон Александр провёл ночь в твоей комнате.

— Но… он же просто… — Адель покраснела ещё сильнее, задыхаясь от стыда и волнения.

— Знаю, родная, знаю, — князь поцеловал обе её горячие ладошки, снисходительно улыбаясь. — Таня застала твоего пылкого Ромео мирно дремлющим на полу у твоей постели.

— И она сразу же помчалась докладывать Вам?! — Адель не поверила своим ушам. Нет, Таня не могла раскрыть её секрет!

— Нет, — князь снова лукаво улыбнулся. — Просто ей не повезло войти к тебе вместе со старой Матрёной, а уж она такого безобразия никак не смогла стерпеть. А поскольку я не стал поднимать шум, то приказал Тане ничего тебе не рассказывать, дабы не смущать.

Не смущать… легко сказать! Адель успела не просто смутиться — ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Отец, конечно, отреагировал совсем не так, как она опасалась, но это не означает, что она не должна объяснить своё поведение. Адель мучительно старалась подобрать какие-нибудь слова, но ничего вразумительного не приходило на ум. Да и как объяснить, что за блажь ударила ей в голову в тот вечер? Ей было так страшно и одиноко после похорон, вот она и вцепилась в Александра, хотя… это слабо тянуло на оправдание. К тому же, она минуту назад доказывала отцу, что между ними нет ничего предосудительного, что было неправдой. Стоило вспомнить, как жадно целовал её Александр, как Адель чувствовала себя законченной лгуньей, ведь она не возражала против его объятий.