Вопреки (СИ)

И волна нависла надо мной, огромная, тёмно-серая, клубящаяся… И я уже готова была умереть, хотя где-то на задворках сознания билась мысль, что нельзя самой призывать смерть… иначе мы с Костей больше никогда не встретимся… Но жаждала её падения на себя, жаждала освобождения от зверской боли в груди…

Из-под странной энергетической волны, несущей смерть, меня кто-то выдернул и прижал к себе.

— Катенька, его уже увезли. Потом узнаешь, где похоронят.

— Я… я не попрощалась…

Мужские руки ещё крепче меня сжали, и чужая грудь заглушила мой вой.'

Настя отложила ручку и зажала пальцами глаза, по которым резанули болью слёзы…

Немного успокоившись, долго смотрела в парк на гуляющих с воспитателями детей. Потом повернулась к столу и прошептала:

— Надо сегодня закончить. А то что-нибудь из памяти уйдёт.

И вновь ручка в руках.

«– Поплачь, милая, поплачь. Только недолго. Наши вперёд пошли. Госпиталь снимается с места. Нас передислоцируют. Девочки уже собрали твои вещи. И вещи Кости. Возьми себя в руки, Катя. Продолжишь его дело. Ты способная. После войны выучишься на хирурга. Будешь спасать людей…»

И опять ручка в стороне. Настя не видела строк из-за слёз. Из-за слёз от чужих воспоминаний.

Помотала головой… Нет, не от чужих. От своих собственных. Значит, в той жизни она потеряла любимого. А в этой сама отказалась от него. Вздохнув, Настя прошла в ванную и умылась. Скоро придёт сын. Её синеглазый сын. Она посмотрелась в зеркало на свои опухшие от слёз глаза.

— Не я тебя, Стас, предала, а ты меня. И ту самую Катеньку, медсестру из медсанбата. И ту самую Наталью Александровну, твою жену, жену статского советника, которую ты вырвал из рук князя'.

А то, что он сумел вырвать её из рук князя, Настя была уверена, иначе они не встретились бы в прошлой жизни и не встретились бы в этой…

Настя вздрогнула от звука открывшейся двери в коридорчике. Подскочила к раковине и ещё раз умылась.

— Маааааам!

— Я здесь, Славик.

— Мы сегодня здесь останемся?

— Да, мне утром надо в командировку уехать, вернусь только к ночи.

— Мы с Юркой будем доделывать макет парусника.

— Ты ему, наверное, больше мешаешь, чем помогаешь.

— Помогаю. Он сам так сказал.

— Хорошо.

Настя присела перед сыном и заглянула в его синие глаза. Потрепала по тёмным вихрам.

— Тебя пора подстричь.

Славик отдернул голову из под руки матери.

— Нет. Мне так нравится.

— Станислав. Здесь свои порядки. На следующей неделе к нам придёт парикмахер. А сейчас беги к своему Юрке. И не забудь после работы с клеем руки вымыть!

Миг — и синие глаза исчезли, и тёмные вихры скрылись за закрывшейся дверью.

Настя вздохнула, поднялась и подошла к столу. Перечитала последние записи и, посмотрев некоторое время на парк за окном, продолжила писать.

'Май сорок пятого я встретила в московском госпитале. Тот день, когда объявили об окончании войны, не сотрётся из памяти никогда. Я была на дежурстве. Наши раненые, ранее еле ползавшие на костылях по коридорам, носились по палатам, лестницам и этажам. Все что-то кричали, все хотели обняться со всеми. Ликовали, смеялись, плакали… Меня постоянно зажимали то в одних, то в других объятиях, что-то крича на самое ухо. А я перед собой видела только синие глаза и слышала тихий шёпот:

— Солнышко моё тёплое…

Летом получила направление на учёбу и несколько лет корпела над учебниками в Первом меде ордена Ленина.