Вопреки (СИ)

— Вы абсолютно правы, миссис Лоу, мисс Розалия действительно, как я заметила по оценкам, продемонстрировала прекрасные манеры и знания. Однако, не могу брать на себя ответственность и подписывать справку, на которой моя фамилия, ведь не знаю, кто станет её мужем в будущем. Вдруг какой-нибудь герцог? Кто знает, насколько он придирчив. Заметит эти изъяны − будет требовать в первую очередь с меня. Нет-нет, я напишу всё, как есть.

Миссис Лоу боролась за меня долго, но всё тщетно, врач настояла на своем и вручила мне справки с «реальным» заключением, где синим по белому был описан мой недостаток — шрамы. Мне до давящей боли в груди было обидно и стыдно, будущее всё же испорчено. Я снова проклинаю этот бессердечный к женщинам мир! Подумаешь какие-то шрамики, оно делают меня уродливой? Они делают меня недостойной? Уже повесили клеймо…

Из кабинета лекаря выходила очень расстроенной. Воспитанницы, ожидавшие своей очереди в коридоре, заметили мое состояние и завалили вопросами. Я игнорировала, просто молча следовала за миссис Лоу. Но кожей ощущаю, как многие злорадствуют!

В кабинете директриса устроила допрос, я отвечала честно… почти. Призналась, что царапины получила, когда сбежала тогда с Шарлоттой, но что в поместье графа — утаила. Миссис Лоу читала нотация, кричала о моей глупости. Что б не говорила — она во всем права. Успокоившись, директриса и поддержала тоже: просила не отчаиваться. Вот только я уже отчаялась… и даже не то, что не имею право стать супругой графа, а что родителей, когда они узнают об этом, разочарую. Кстати, приедут они за мной уже завтра утром.

* * *

Рассвет был волшебным. Небо горело алым и золотистым, смешивался с нежно-розовым и градиентом переходил в ярко-синий. Облака, похожие на вату, в первых лучах солнца сейчас окрасились в оттенки лилового и крокусового. Я проснулась рано и могла наблюдать за утренней красотой; другие девочки спят. Их родные заберут позже, я буду первой птичкой, вылетевшей из гнезда.

Время. Сумка сложена с вечера. Беру чемодан и спускаюсь к выходу. Там меня уже ждала миссис Лоу. Они выглядит сонной, видимо, специально встала так рано. Директриса обняла меня, было так приятно; пускаю слезу, всё-таки давно живу в академии, привыкла к этому месту, а строгие преподавательницы успели стать родными; они для меня, как вторая семья. Миссис Лоу желает удачи, терпения и внутренней силы; просит быть осторожной; говорит этот мир жесток и надо быть всегда на чеку. Я благодарю её и прошу не беспокоится.

Скоро приехала карета родителей. Пока кучер ставил мою сумку, у меня было время еще раз попрощаться с миссис Лоу.

Нетерпелив только отец; сойдя с кареты он первым делом попросил посмотреть мой диплом и справки: при взгляде на оценки в дипломе он загордился, а вот открыв справки, стал мрачнее тучи. Оправдание для папы я придумала только одно: «Упала». Отец злился. Очень. Обзывал неуклюжей, говорил все годы в Благонравной академии коту под хвост. Мама старалась его успокоить; уверяла, что это не важно, ведь самое главное, что я хоть и упала, но жива и здорова! Только отца не переубедить, я для него — разочарование.

* * *

Я представляла день, когда родители будут забирать меня из академии, счастливым: отец будет хвалиться мною, назовет своей гордостью, потом расскажет о моем будущем муже, который, раньше думала, мне понравиться сразу. Всё не так. Мы едем в карете домой и молчим: папа нервно дышит, сжимая справки в руках; мама смотрит грустно в пол, а я стараюсь не плакать от удушающей вины. Тишину рассекают лишь скрип колес и топот лошадей. Всю дорогу так и ехали; никто и слова не вымолвил даже уже на подъезде к дому.

— Мисс Розалия-я-я!

Вот кому точно не важны ни мои оценки, ни справки, а для кого я всегда была и буду милой девочкой — Нилла, наша старшая домработница; эта чудесная женщина, всегда относилась ко мне, как к дочке: с заботой и трепетом.

Я заметила её, бежавшую с раскрытыми руками, когда спускалась с кареты. В последний раз мы виделись, когда мне было шесть лет, помню ее тогда очень красивой женщиной с длинными русыми волосами, с глубокими карими глазами и очень стройной, как березка. Сейчас миссис Нилла другая: поседела, волосы завязаны в пучок; поправилась немного; а вот глаза всё те же — хоть на внешних уголках и морщинки, но сам взгляд такой, каким я его помню с детства. На ней бледно-голубое платье с белым фартуком впереди и коричневые тапочки на плоской подошве.

— Ах, Нилла! — я её крепко обняла, и она меня в ответ.

— Как вы повзрослели, мисс Розалия! — домработница отступила на шаг, посмотрела на меня и, сложив ладони, оперлась на них щекой. — Стали такой красавицей. Граф Рагнар Ярл, когда вас увидит, потеряет дар речи! — засмеялась она.

Снова тема замужества… Невыносимо!

— Увы, нет, — отец поджал губы, в мою сторону даже не смотрел.

— Как же так? — женщина даже раскрыла рот от удивления.

Папа лишь рывком протянул справки. Та взяла бумаги, начала читать, приближая их всё ближе к глазам; осознав, о чем речь, Нилла грустно выдохнула, но встала на мою сторону и заверила: