Вопреки (СИ)

Вытерев слезы, я двинулась в сторону автомобиля скорой помощи, надеясь незамеченной пробраться в салон, чтобы еще раз увидеть своего любимого. Сказать ему, наконец, то, что он и так знал. И было совершенно неважно, что я наговорила полчаса назад. Мне вдруг показалось таким значимым признаться в своей любви. Уродливой и несмелой, заполнившей мою душу.

- Уберите ее от моего сына! - визгливо закричала Ирина. - Это все ты! Дрянь! - она ударила меня по лицу. - Ты виновата в случившемся! Я никогда не прощу тебе, если он умрет!

- Девушка, - один из полицейских взял меня за локоть, - пойдемте. Я отвезу вас в больницу.

Я подняла на него полные благодарности глаза и покорно побрела к машине. Он усадил меня на переднее сиденье, сам сел рядом. Открыв бардачок, достал фляжку и всунул в мои ледяные руки.

- Пей, - из горлышка пахнуло алкоголем. - Коньяк. Давай, девочка, тебе станет лучше.

Я непонимающе посмотрела на блюстителя порядка. Что это? Жест доброй воли? Или мне в провожатые достался алкоголик?

- Я не пью, ты не подумай, - рука, которая еще десять минут назад крепко удерживала меня, легко поворачивает ключ зажигания. - У меня сегодня день рождения. Ребята перед сменой подарили.

Я оглядываю его. Немолод, небрит, волосы давно поседели, на щеке побелевший с годами шрам. Уставшие глаза. Наверное, одинок, раз работает в ночную смену, да еще в свой день рождения.

- Эх, вы, молодежь... Не щадите ни себя, ни близких. Покупаете дорогие игрушки, да чтобы лошадей побольше, а управлять толком не умеете...

Я чувствовала, что ему чертовски надоела его работа с ее издержками, например, как сейчас, в виде необходимости разбираться в драме вчерашних подростков. Но, не смотря ни на что, он был добр ко мне.

- Как вас зовут?

- Николай Михайлович. Ты коньяк-то выпей, трясти перестанет, - кивнул он, не отрываясь от дороги.

Я даже не заметила, что дрожу.

Обжигающий напиток заставляет ловить воздух ртом.

- Где ваш коллега? - прохрипела я.

- Остался на месте ДТП, заканчивает работу, - мой проводник замолчал. - Любишь этого парня?

Я неопределенно пожала плечами, оставляя ответ на вопрос на усмотрение Николая Михайловича. По телу, наконец, разлилось тепло, озноб прошел, но я все же сделала еще один небольшой глоток, прежде чем закрутить крышку непослушными пальцами.

- Значит любишь. Жених?

- Он - моя жизнь, - отрезала я и отвернулась к окну, прислонившись лбом к тотчас запотевшему от дыхания стеклу.

Пошел дождь, и тьма сразу будто бы сгустилась, лишь по салону бродили синие огни проблескового маячка скорой, да ночь взрывалась воем сирены, оповещая о нашем кортеже. Спустя час я сидела в приемном отделении Института имени Склифосовского, поджав под себя ноги, на неудобном железном стуле. Мимо сновали медсестры, распределявшие вновь поступивших, и врачи, перемещавшиеся между смотровыми. Макса забрали на операцию, исход которой определить мог лишь сам Бог, да профессионализм хирургов. Ирина мерила шагами приемное отделение, обзванивая знакомых медиков. Она почему-то думала, что деньги смогут что-то решить. Рядом со мной присела медсестра, дежурившая в эту ночь на посту. Я продолжила смотреть в одну точку, игнорируя соседство.

- Дай мне осмотреть твои руки, девочка.

Ей было около сорока, но такое обращение из уст этой женщины, мне показалось более чем уместным, и я послушно протянула ей саднившие ладошки. Когда я успела ободрать кожу? Наверное, все же упала, пока бежала к любимому, застывшему сломанной куклой на асфальте. Руки блондинки, одетой в розовую форму умело обрабатывали мои царапины.

- Как... - голос звучал сипло.

- Операция? Я не могу тебе сказать, сколько она продлится. С ним сейчас лучшая бригада врачей.

Ее слова были слабым утешением. Я никогда ничего не просила для себя, сомневаясь в существовании высшей силы, но Макс был настолько светлым человеком, что допустить мысль, что и он недостоин участия Всевышнего, казалось абсурдом. Я закрыла глаза, молясь, чтобы Бог не оставил дорогого мне человека...