Вопреки всему (сборник)

Всякое могло быть, на войне иногда такое случается, о чем люди даже слыхом не слыхивали, считали, что такого быть не может, а оно… вот оно, явилось, не запылилось.

Внутри у Куликова сидела боль. Война, конечно, добивала его (и не только его); боль, что сейчас гнездилась в нем, раньше наверняка обитала в других людях, может быть, даже в других местах, а сейчас сидит в нем, у него в груди.

Иногда переползает в другую точку. Шевелится там, перекрывает дыхание, недовольная, потом затихает, словно бы ее нет вовсе — притворяется, зар-раза… Но все это — временное. Через час, через полтора часа она всколыхнется и зажмет так, что выть захочется. И иные воют. Куликов же терпит, зажимается и терпит.

Вот и сейчас боль зашевелилась, стиснула ему глотку, сунула туда то ли пробку, то ли еще чего-то — в общем, дышать стало нечем. Куликов согнулся, прижался грудью к коленям, затих.

Через несколько минут под ногами у него снова завозилась, задрожала земля, он понял, что танк прет прямо на него, находится где-то рядом, хотя с его позиции это не видно. В следующее мгновение Куликов вскочил, выставил перед собой ствол пулемета.

Густой, порыжевший орешник зашевелился перед ним, листья его задрожали болезненно, и Куликов невольно попятился назад, уперся спиной в сухой согнутый ствол. Что за дерево росло тут в недавнем прошлом, а ныне обратилось в толковый материал для растопки печи, понять было трудно.

Пространство перед Куликовым наполнилось духом горелого масла, задергалось, потемнело, из орешника задом неожиданно вылезла приземистая вонючая машина, пустила в воздух струю тяжелого дыма и, кромсая гусеницами землю, развернулась к пулеметчику передом.

Отбиваться было нечем, гранат у Куликова не было, защита лишь одна — "Дегтярев", который он держал в руках. Пулемет Дегтярева, конечно, хорошо, но это не "максим", убойная сила у "дегтяря" много меньше, да и броня у немецкого танка все-таки такая, что ее ни "Дегтярев", ни "максим" не прошибут.

Броневой щиток, прикрывающий на танке смотровую щель механика-водителя, был приподнят. Вот в прорези что-то мелькнуло…

Куликову не надо было объяснять, что там может мелькать, он приподнял ствол "дегтяря" и нажал на спусковой крючок.

Очередь всадилась прямо в смотровую щель, взбила длинную горсть электрических брызг: Куликов умудрился поразить того, кто сидел за рычагами управления — попал, вот ведь как, но, не веря тому, что видел, замер, продолжая прижиматься спиной к сухому мертвому стволу. Он словно бы хотел впитать в себя соки жизни, имевшиеся когда-то в этом дереве, но никаких соков уже не было, и Куликов метнулся в сторону.

Танкисты могли легко срезать его из своего пулемета, но выстрелы не последовали, видать, Куликов из маломощного "дегтяря" зацепил не только механика-фрица.

Танк, вместо того чтобы смять человека, замер, словно бы наткнулся на что-то громоздкое, не пускавшее его дальше, но пребывал в неподвижном состоянии недолго, мотор заревел снова, и танк попятился, пополз назад вначале медленно, очень медленно, но потом попятился быстрее, затем еще быстрее.

Железная машина эта словно бы боялась человека, всадившего в нее свинцовую очередь, — и поделом боялась: та ярость, которая сейчас клокотала в Куликове, могла наполнить смертным жаром не только нутро танка, но и полностью сжечь его.

Расплывчатые фигуры автоматчиков, прикрывавшихся танком, заметались растерянно — не ожидали, что железный механизм может спасовать перед какой-то хлипкой мошкой, оказаться слабым, но что было, то было.

Вот под гусеницы машины, убыстрившей ход, попала одна серая фигурка — раздался отчаянный крик, забивший все иные звуки, — это был предсмертный вопль погибающего человека… Следом раздался еще один вопль — танкисты давили своих же. Жертвы эти все равно будут причислены к фронтовым потерям, так что танкисты на этот счет не волновались.

Пулеметчику захотелось всадить в танк еще одну очередь. Он надавил на спусковой крючок, но диск, который он совсем недавно нахлобучил на "дегтярь", был пуст… Куликов даже не засек этого, хотя никогда не допускал, чтобы оружие его неожиданно оказывалось бесполезным. Ведь очередь, которую он вогнал в смотровую щель механика, была недлинной, диск не должен опустеть, но что произошло, то произошло.

Танк дал газ, мотор взревел, и под гусеницы машины, буквально прыгнувшей, попал еще один гитлеровец. Давайте, любители сосисок, начиненных салом, давите друг дружку, давайте! Чем больше своих вы превратите в давленую курятину, тем будет лучше.

Куликов отшвырнул в сторону пустую тарелку патронного диска.

Той порой обозначились разведчики, взяли в оборот автоматчиков, отжали их от танка. Танк, продолжая катиться задом, вслепую — видать, тот, кто сменил убитого механика, не справлялся с машиной, размесил еще одного соотечественника, оторвался от прикрытия и ушел в лес.