Вопреки всему (сборник)

— Это правильно, — одобрительно проговорил Ильинов, — родина есть родина, даже если она — малая. Ее обязательно надо любить, лелеять, обихаживать, — первый секретарь еще не закончил своей далеко идущей речи, а Куликов уже понял, в какой угол Иван Васильевич сейчас заглянет, а потом вообще совершит поворот.

Тот говорил еще минут десять, рассказывал, как район выживал в годы войны, называл фамилии, названия деревень и колхозов, а затем вдруг остановился и с громким хлопком приложил руки к столу.

— Значит так, Василий Павлович, — произнес он тихо, но очень внятно, четко. — Бери под свое начало колхоз в Башеве. Думай, как войти в зиму, как скот деревенский спасти, чем землю весной засеять. А я чем смогу тебе помочь, тем и помогу… Понял, Василий свет Павлович?

Куликов невольно опустил голову, пробормотал что-то невразумительное, — предложение было слишком неожиданным, его надо было основательно обдумать, обговорить кое с кем из башевцев, свои собственные возможности взвесить… Если завтра у него откроется какая-нибудь из ран, он не то чтобы председателем не сможет работать — даже сторожем в сельсовете. Проку от него будет — ноль целых, дальше запятая, еще несколько нулей после запятой, и только потом одна невзрачная, ничего не значащая цифирька.

Хозяин кабинета понял, какие мысли сейчас теснятся в голове у фронтовика, очень скорого, как показалось ему, на решения, и вновь припечатал ладони к столу.

— Времени на размышления у тебя, Василий Павлович, нет. Совсем нет, понял? И у меня времени обсуждать этот вопрос тоже нет. Обстоятельства меня взяли за глотку… Вот так, — Ильинов решительным движением взял себя за горло, вцепился в него пальцами прочно и сильно, пальцы даже побелели — дышать стало нечем, — обстоятельства… — сипло, изменившимся голосом проговорил Ильинов, и Куликов понял, что ему уже действительно нечем дышать. И в прямом смысле этого слова, и в переносном…

За окном послышалось тарахтенье разбитой телеги, волокущей по твердой, уже испытавшей октябрьские заморозки земле свои разношенные колеса, Куликов поднял голову, глянул в окно, увидел старую седую женщину, погонявшую костлявую заморенную лошадь, и неожиданно для себя подумал: "Здесь все так же непросто, как и на войне…"

Вернее, все было именно так.

Куликов выпрямился, ощутил, что противный холодок, натекший в тело, исчез, и попросил у хозяина, глянув ему прямо в глаза:

— Все-таки дайте мне, Иван Васильевич, пару дней, чтобы я мог в Башеве этот вопрос обговорить… С земляками своими.

— Не дам! Двух дней нет, Василий Павлович! Нету! И двух часов нету, и двух минут… Понятно, дорогой товарищ коммунист?

Первый секретарь райкома невольно заставил Куликова вспомнить пасмурный, пропахший дымом день на фронте, когда группу солдат принимали в партию. Вроде бы и давно это было, а на самом деле — совсем недавно.

День был не только дымный, но и туманный, — откуда-то из низин натянуло водянисто-серую вату, запечатало небо, накрыло окопы сырым неприятным одеялом, и на фронте была объявлена передышка.

Впрочем, никто ее не объявлял во весь голос, разведка по-прежнему ходила друг к другу в гости за "языками"; шевелились неуклюже, громыхали моторами невидимые танки; боевые охранения зорко стерегли пространство, а вот войны, тяжелых боев не было. Войну отменили. До той поры отменили, пока туман не уползет в свои болота.

Вместо войны устроили прием бойцов в партию. Прямо в окопах. Приняли и Куликова — в числе других. Всего новоиспеченных большевиков оказалось шестнадцать человек. Полтора отделения.

Куликов вздохнул: может, он напрасно вступил в партию? Не вступил бы — не было б сегодняшних хлопот и этого разговора…

Когда он приезжал из госпиталя в Башево на побывку, то в деревне не было ни одной лошади — всех забрал себе фронт, землю башевские бабы пахали на коровах, другой тягловой силы не было. Сейчас же армия вернула лошадей в Башево, целых пятьдесят голов, и это было очень хорошо. Справедливо. Только вот какая штука: бабы не сумели обеспечить лошадей на зиму сеном — не хватило силенок, здоровья, сноровки, умения… Для этого надо иметь полный колхоз мужиков, а большинство мужиков башевских сложили головы в лютой борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Имелись на колхозном счету также и коровы, целых тридцать пять голов, — так вот, буренки тоже остались без сена, бродят ныне впустую по полям, уже присыпанным снегом, ревут жалобно, ищут, чем бы поживиться, а поживиться нечем: земля не может угостить их сочной зеленой травой, у земли на носу худая пора — зима. Земля сама страдать будет…

Так и не дал Ильинов нашему герою на размышления, колебания, вообще на всякие сомнения даже полчаса — даже десяти минут не дал. Вышел Куликов из райкома партии председателем колхоза, уже утвержденным и проштемпелеванным в райкомовских бумагах.

Правда, решение это еще надо было узаконить на общем колхозном собрании, но дело за этим не встанет, башевцы обязательно проголосуют за своего земляка, может быть, даже проголосуют единогласно.