Вопреки женской логике

Снова всхлип, шум высмаркивания в стянутую с руки перчатку и звук прочищенного горла.

— Итак, — уже нормальным тоном проговорила Наташа, поправляя свой корсет, — как ты собираешься вернуть нас на Землю, морда ты крылатая, если книга судеб в сейфе Михаила, в котором есть сканер сетчатки глаза? Ну? Я жду, — нетерпеливо одернув юбку, спросила Тараканова. Пока Гордей пытался осознать смысл сказанных ею слов. А затем глаза расширились от удивления, когда дошло.

— Погоди… Ты что же, все знала?! — ошарашено выдохнул, пока Тараканова стягивала вторую перчатку, отбрасывая ее в сторону статуи Иисуса. Девушка перевела на него взор, оглядев с ног до головы, после закатив глаза.

— Ну, конечно знала, стрелочник! Так план-то, какой? Мне бы желательно поучаствовать, зря я, что ли красилась и волосы крутила, но если это единственная возможность добраться до книги, пока Михаил будет развлекаться с бутылкой, то давай уже. Цигель-цигель айлюлю, дорогой, время поджимает, — поторопила его Наташа, обходя и нетерпеливо подталкивая в сторону лестницы, где ранее скрылась Строганова. Ведомый толчками в спину, Лавров первое время не сопротивлялся, покорно шагая к ступеням, но стоило ступить на первую, как он резко затормозил и обернулся. Глядя в голубые, блестящие от волнения глаза.

— А как ты догадалась вообще?

Вновь глаза увидели затылок, а после ироничный тон в ответ на его вопрос:

— В нашей паре тихушник и тупица только ты. Благо, лицо у тебя говорящее! Все сразу поняла.

Новый толчок, еще одна деревянная скрипучая ступенька. И вновь поворот.

— Нет, ну, а все же? Я точно не мог себя выдать!

— Говорю же: догадалась. Мысли прочла.

— Да не могла ты прочесть мысли!

— Конечно, не могла, шагай уже! Опоздаем!

Гордей резко затормозил, отчего Наташа, ойкнув, не удержалась на высоких каблуках и полетела вперед. Но не уткнулась лбом в парня, даже не упала. Сильные руки подхватили за талию, прижимая к себе осторожно, невероятно нежно с истинной заботой, которую могли дарить только его руки. Серые глаза с любовью смотрели на нее.

— И все-таки?

Тараканова отвела глаза, а затем пробурчала, сознаваясь:

— Твой дружок Ковальчук проговорился, когда ты в Рай ушел. После уже было не сложно сложить два и два. Твой бегающий взгляд, этот Харьков…

Брови Гордея изумленно приподнялись вверх вопреки воле хозяина. Руки крепче обвили тонкую талию Натальи, а губы самопроизвольно растянулись в улыбке. В эту секунду все невзгоды, предстоящие дни, недели, может, и месяцы без нее уже не казались страшными. В какой-то момент, Гордей понял — они друг другу предназначены. Чтобы не произошло, они всегда будут вместе. Истинная любовь найдет тебя вопреки любой логике, будь она женская или мужская. Хотя в данном случае их пара еще и родилась на небесах, словно высшие силы благословили. Или низшие, если учесть, где бывала Тараканова и куда ходил Гордей.

— Чему ты улыбаешься, идиот? — озадачилась Тараканова, так и не услышав ответа. Руки сами собой пробрались под пиджак парня, улегшись на широкие плечи, греясь теплом излучаемым мужским телом и наслаждаясь этими минутами. Может последними за долгое-долгое время, оттого такими ценными.

— Таракан?

— Ась?

— Я люблю тебя. И всегда буду любить, — выдохнул на одном дыхании Гордей, склоняя голову, чувствуя губами ее улыбку.

— Смотри не променяй меня на свою невесту, — усмехнулась Наташа, запуская пальцы в густые светлые волосы, невольно вдыхая аромат, исходящий от него, запоминая каждую черточку лица. Плевать, что там написано и говорят, она уж точно его не забудет. Никогда.

— Да ну, ты что, куда я от тебя дуры-то денусь.

— Поговори мне тут, жертва любви голубя и человека.

— Чего это голубя? — обиженно спросил, отодвинув голову.

— Да ты крылья свои унылые видел? Это же дешевая подделка с Чистильщпресса.

— Опять начинаешь? Хватит издеваться над моими крыльями, нам их выдали! Реквизит, чтоб ты понимала.

— Поэтому вы теперь, как ангелы. Которые в детстве много болели? — ехидно поинтересовалась Наташа, услышав в ответ недовольное сопение, — ну все, все, голубочек, чего надулся. Сейчас лопнешь.

— Ой, все. Не люблю тебя.

— Ага, конечно. Так мы идем или нет?

— А последний поцелуй на прощание перед долгим расставанием?

— Опоздаем же, Харьков не простит.

— Бог простит, остальное уже вторично!

Рlutôt-plutôt* — Скорее-скорее (фр.)

Mon ami* — мой друг (фр.)

Глава 10 — Света в конце тоннельного просвета

— Тю, чего так долго? Я прям, весь постареть успел на полтора часа, пока сюда шли. И что за кислые лица? Эй, Сказочная фея, а где твоя волшебная палочка?

Наташка повернулась к озадаченному Лаврову, и мрачно потянула замогильным голосом:

— Можно я ему врежу? Будет ему Бибиди Бобиди Бум и все такое, — она вновь повернулась к сидящему на круглом камне Харькову, еще пару минут назад смотрящего в свой ангелфон и с кем-то переписывающемся. Устроив ногу на ногу, парень закатил глаза, фыркнув недовольно: