— Встретишь. — На Наташку покосился, видя, как зрачки ее расширились. Смотрел бесконечно долго, произнося слова, вдруг на ум пришедшие. — Мы все влюбляемся, вопреки логике, неожиданно и порой сами того не понимая. В блондинок, в брюнеток, в тех, кто нам не нравился, на кого даже не взглянем в обычное время, — Наташа испустила тихий вздох, выпуская облачко пара, а Гордей продолжил, с трудом от нее отворачиваясь, заглядывая в лицо замершего парня. — Оно просто рождается в наших сердцах неожиданно, беспомощное как ребенок. Вот только не все способны правильно взрастить его. И если каждый раз после неудачи прыгать с крыш, Земля давно бы стала необитаемой.
Улыбнулся, в ответ, получив такую же улыбку. Почувствовал, как Ковальчук расслабился, собравшись перемахнуть обратно, вот только нога не вовремя соскользнула. От неожиданности неловко руками взмахнул, ощущая воздух собираемый пальцами. Не понял ничего, просто уловил перекошенное лицо Лаврова, хватающего его за капюшон. Упасть не дал, крепко хватая. И мысль мелькнула, что погибнет он и парня этого светлого за собой утащит.
Не красиво это, помочь же хотел.
— Гордей! — услышал крик Наташи Гордей, едва способный держать этого полоумного парня, зажмуриваясь. Рука устала держать, спасатели чего-то не спешат, лишь она бросилась к нему. Приготовился рухнуть, с миром попрощался, прощение у всех попросил, да только спустя минуту понял, что никуда не летят они.
— Ковальчук, — пропыхтел, крепко держа за капюшон, болтающегося Макса.
— А?
— Мы не падаем?
— Никуда вы не падаете! — прорычала Наташа, цепляя за руку Гордея, с яростью глядя на него. — Упадете, я вас потом обоих с того света достану!
— Бросайте меня, погибнете, — завыл Макс, барахтаясь.
— Бросаться, так вместе, — уверенно заявил Лавров. Кто-то с силой тащил его обратно на крышу. Вот только это явно была не Тараканова, хоть она и очень старалась. Может ангел-хранитель, но сила такая, будто он этому ангелу чего-то задолжал.
— Я тебе упаду. Потом в Геенне Огненной сгною, помирать он собрался, рыцарь без страха и мозгов! — пыхтел Демьян, таща Гордея наверх одновременно с Наташей. Пот по лбу струился, жарко стало, а эти двое никак не помогали. — Не для того тебя на Землю возвращал, чтобы ты шанс свой второй просрал, придурков всяких спасая! Не мог, что ли мимо пройти? Не-е-т, героем побыть надо, Дёмочке головную боль создать! А у Демьяна без тебя забот выше крыши, Дема и так уже устал тебя к тьме толкать. Никакого понимания!
— Нага, чтоги, погочь, — шмыгнула носом Чума, разглядывая висящую парочку, поднимаясь выше к Демьяну с Наташей. Спасатели бегали по кругу, пытаясь то матрас надуть резиновый, то к крыше пробраться. Люди охали да ахали, врачи скорой, мешки для трупов готовили, прикидывая надо три или два.
— Я вчера маникюр сделала, — отмахнулась Смерть, косу любовно поглаживая, вытягивая костлявую руку, — матовый.
— Зачем тебе маникюр, ты ж мертвая? — озадачился Голод, продолжая жевать, ойкнув, получая подзатыльник древком оружия.
— Неча тут! Я — женщина, должна быть красива, — насупилась старуха, косу в другую руку перекладывая.
— Да ты женщиной была до заложения мира, — фыркнул Война, отмахиваясь, отпрыгнув от удара. — На кого булки точишь, костлявая? — кулаки сжал всадник, вперед голову вытягивая.
— Нег, ну нага все гаки погочь! — вновь встряла Чума.
— Копыта свои чего навострил, убогий, аль давно голову не рубили?! — зашипела в ярости Смерть, косой размахивая угрожающе, совершенно не слушая соратницу, настойчиво тыкающую пальцем на крышу.
— Дык, ща Демка рухнет, все, капец нам, — вздохнул Голод, — Люцифер нас потом всех в котлы на муки адские пересажает за сына любимого.
— Гот и я гавагю, — закивала важно Чума. — И это еще Гигит не в кугсе.
— Лилит… — при упоминании первой жены владыки Ада, одновременно все всадники замерли. Смерть прекратила лупасить Войну, тот пытаться череп ей оторвать, Голод перестал жевать, а Чума осознав, что произнесла запретное имя матери Демьяна, в ужасе рот открыла, голову обхватывая.
— Мамочки! Срочно все спасать Демьяна! Потом все вопросы решим, жирный, прекрати жрать! — заорала Война, бросаясь к зданию университета, умоляя потерпеть парня еще немного.
— Я не жирный — топлю за бодипозитив! — ответил Голод, с трудом переваливаясь, пытаясь поспеть за остальными.
На крыше пытаясь отдышаться, валялись, трое пока к ним не пробились. Хотя Максим упорно отбивался-таки, забрали на скорой помощи. Он все еще кричал вслед греющейся парочке, которую то и дело поздравляли незнакомые люди. Гордея хлопали по плечам, хватали за руки, пытались видимо постичь ауру необычную, напитаться силой божественной. Чудом, спасение Макса на крыше, даже спасатели назвали.