Вопреки

Прочь… одежду, мешающую вдохнуть его аромат. Ощутить вкус желания… Эта кружевная красота, купленная накануне для него, сейчас лишняя. Все лишнее, потому что ей хочется облачиться лишь в его тепло, погрузиться в жар, разошедшийся по венам.

Хочу ощущать запах твоей кожи, когда она плавится, соединяясь с моей. Хочу укрыться в твоей тяжести, захлебнуться силой твоих рук. Хочу их касаний. Смелых. Ласковых. Лишающих покоя и рассудка. Хочу… тебя… всего. Хочу назвать моим…

– Я твой, маленькая. Весь твой. Каждой клеткой. До последнего вздоха.

Наши желания так похожи… Коснись меня… Утиши этот огонь… Или разожги его сильнее. Дай напиться тобою…

Он помнил слишком отчетливо волнующие изгибы, но реальность оказалась еще более восхитительной. Кожа нежнее бархата, стирающая усталость с напряженного тела. Шелковые путы волос, дарящие такой сладкий плен. Упругость груди, оживающей от нашествия его губ. Точеное совершенство, которое он видел даже в темноте: на ощупь, кончиками пальцев, изголодавшимся ртом, вырывающимся из грудной клетки сердцем.

Она не просто покраснела, смущаясь от его всепроникающего взгляда: вся кожа словно горела. Касания были сродни ожогам, заставляя вздрагивать от любого движения его пальцев. Губ. Настойчивых. Покоряющих. Проникающих сквозь все барьеры разума, лишая стыдливости, заставляя не просто раскрываться навстречу – умолять о продолжении. И самой возвращать преумноженным все то, что до этого покоилось лишь в мечтах.

Он не помнил о времени, понимая, что хотел бы задержать эти минуты навечно. Не слышал иных звуков, кроме тех, что срывались с ее уст в неощутимые промежутки между поцелуями. И видел лишь глаза – зеркало собственной страсти, прозрачную глубину осуществившихся фантазий.

Разжал побелевшие пальцы, сминающие простынь, перенося их на собственные плечи.

– За меня держись… Не за постель. Можешь царапаться и даже кусаться. Мой любимый котенок…

Она захлебнулась болью, накатившей внезапно и сковавшей тело незримым коконом. Но, как бабочка, потянулась вперед, к ослепительному свету в его глазах, стирая искусанными губами проступившие на висках от напряжения капельки пота. И засмеялась, осознавая, как мучительное давление сменяется какой-то иной тяжестью, растекаясь по каждой клетке.

– Мой… – возвращая его назад, игнорируя болезненные всплески и желая оказаться еще ближе. Прочувствовать насквозь. Ей слишком нравилось это ощущение. Его власть. Его покорность. Один на двоих вулкан нежности.

Возможно ли ТАК чувствовать другого человека? Ощущать натянутость его тела, как свое? Улавливать в игре мышц собственные движения?

Хочу… Чьи слова? Стон? Вскрик? Испарина на коже или слезы, которые никак не могут остановиться?

Смотри на меня… Хочу утонуть в твоих глазах, видя отражение собственного экстаза. Смотри, как разгорается пожар. От тебя. Для тебя.

Дыши со мной, чтобы можно было захлебнуться твоими вздохами. Кричи мне в рот, чтобы этот сладкий звук пропитал меня.

Пусть твои руки рисуют, творят изумительное полотно, которым не устаешь любоваться. Выводят на коже признания, которые не осмеливаются произнести губы.

Научи меня касаниям, заставляющим забыть обо всем другом. Сделай пальцы умелыми и помоги им угадать даже самые затаенные желания, опережая невысказанные мысли…

– Люблю твою улыбку… – он приник к ее лицу, всматриваясь в синеву глаз, сияющих, наполненных каким-то незнакомым светом. – Люблю тебя… Такая вкусная девочка…

– Сладости нравятся не только мне? – Катя улыбнулась.

– Я желаю лишь одну сладость… И никогда не смогу ею насытиться…

Больше не было слов. Все, о чем пела душа, вернули руки неспешными ласками, губы, убаюкивающие после переполненного событиями дня. Кирилл улыбнулся, видя, как старательно девушка пытается удержать потяжелевшие веки.

– Спи, котенок… Пусть тебе снятся самые светлые сны.

Вытянулся рядом, не разжимая рук, спрятал лицо в ее волосах.

Она и в самом деле уснула, а ему было жаль тратить на сон хотя бы мгновенье. Не сейчас. Кровь все еще бурлила, а тело звенело от потрясения. Как долго он ждал, чтобы вот так просто находиться с ней, наблюдая, как подрагивают веки, как касается губ улыбка. Воздух пропитался теплом разгоряченных тел, так что не нужно было даже одеяло. А его жадному взгляду темнота не мешала рассмотреть любимую девушку. Он не рискнул бы смутить ее при свете дня, но сейчас отказать себе в подобном удовольствии просто не мог. Желание не ушло, нисколько не притупилось, но тень усталости, рассеянная по лицу Кати, не позволяла тревожить ее. Но и так он был преисполнен почти мальчишеского восторга. Как ребенок, наконец-то дождавшийся вожделенного подарка, боялся вздохнуть, чтобы случайно не повредить хрупкому чуду, пришедшему в жизнь.