Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

В отличие от коммунистической апроприации технологии как средства экономической и военной конкуренции после 1949 года, новые конфуцианцы приняли другой подход к модернизации. Они вернулись к традиционной философии, к счастью не прибегая к тому же виду метафизического фашизма; причина их неудачи – историческая и философская: во-первых, поскольку модернизация происходила с такой поразительной скоростью, она оставляла всё меньше времени для каких-либо философских размышлений, особенно с учетом того, что китайской философской системе никак не удавалось определить категорию Technik саму по себе; во-вторых, тенденция к реконцептуализации технологии приняла довольно идеалистический подход и, следовательно, вошла в культурную программу без какого-либо глубокого понимания технологии. Космотехника предлагает заново подойти к вопросу о модерне, переизобретая одновременно самих себя и технологии и при этом отдавая приоритет моральному и этическому.

§ 27 Синофутуризм в антропоцене

Здесь мы могли бы остановиться, поскольку вопрос о технике в Китае почти полностью раскрыт: во-первых, разрушение традиционной метафизики и моральной космологии, которые некогда управляли социальной и политической жизнью; во-вторых, попытки воссоздать почву, соответствующую их традициям и совместимую с западной наукой и техникой, но эти попытки приводят только к противоположным результатам; и, наконец, утрата корней (Entwurzelung), в которой Хайдеггер усматривал неминуемую опасность для Европы, но которая гораздо более жуткими темпами прогрессировала в Азии. Однако нельзя останавливаться здесь. Мы должны столкнуться с проблематикой философского «возвращения домой» и выйти за ее пределы. Ибо очевидно, что китайцы не могут полностью отказаться от науки и техники, которые фактически стали их прошлым, тем прошлым, в котором они никогда не жили, но которое теперь перешло к ним. Необходимо продолжить изучение технологического состояния, которое сегодня приводит к широко распространенному в Азии чувству утраты традиции; и единственно возможный ответ – предложить новую форму мышления и практики технологий.

В 1958 году во время круглого стола Ниситани с огромной горечью описал утрату корней:

Религия в Японии бессильна. У нас даже нет серьезного атеизма. В Европе каждое отклонение от традиции должно примириться с традицией или хотя бы столкнуться с ней. Похоже, это объясняет тенденцию к интериорности или интроспекции, которая делает людей мыслящими. В Японии <…> связи с традициями разорваны; бремя необходимости примириться с тем, что лежит позади нас, исчезло, а на его месте остался лишь вакуум[540].

В Китае темпы модернизации, вероятно, даже выше, чем в Японии, именно потому, что Китай считался и до сих пор считается страной, где имела место «модернизация без модерна», тогда как Япония считается страной, крещенной европейским модерном. Вторая половина XX века в Китае была наполнена экспериментами: большой скачок, «культурная революция», четыре модернизации (сельского хозяйства, промышленности, национальной обороны, науки и техники), рыночная экономика… Соответственно, за последние тридцать лет мы стали свидетелями огромной трансформации, синхронизированной с глобальной технологической осью времени, характеризующейся скоростью, инновациями и военной конкуренцией. Как мы видели и как видел уже Ниситани, техническая система теперь полностью отделена от любой моральной космологии: космология становится астрономией, дух презирают как суеверие, а религия превращается в «опиум для народа». Разделение между традицией и современной жизнью, беспокоившее Ниситани, только усилилось и интенсифицировалось, причем разрыв еще больше увеличился в Китае в результате реформ величайшего акселерациониста из социалистического лагеря Дэн Сяопина. Как обсуждалось в Части 1, ускорение, возглавляемое Дэн Сяопином по совету мыслителей «Диалектики природы», прямо поместило Китай на ту же технологическую ось времени, где находился Запад. Что продолжает отставать от этого комбинированного ускорения и синхронизации, так это китайская мысль. Связь между Дао и Ци рухнула под давлением нового ритма, введенного технической системой. Здесь заманчиво повторить Хайдеггера, сказав, что «наступает ночь». Всё, что мы видим, есть исчезновение традиций и поверхностная маркетизация культурного наследия, будь то в сфере культуры или туризма. В условиях экономического бума также чувствуется, что наступает конец. И этот конец будет реализован на новой сцене – сцене антропоцена.