Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Наблюдение Норткотта резонирует с позицией Ниситани – с тем отличием, что хотя в Европе промышленная революция и воспринималась как разрыв, там всё еще имела место определенная непрерывность, потому что этот разрыв возник из внутренней динамики, а не являлся результатом вторжения внешних сил. Верно также и то, что в недавних размышлениях об антропоцене некоторые выдающиеся интеллектуалы предложили определенное переизобретение политической теологии и космологии. Такие мыслители, как Норткотт, представляют антропоцен в качестве момента перемен, kairos, которым нужно воспользоваться[546]. Норткотт интерпретирует глубокое время земли, открытое шотландским геологом Джеймсом Хаттоном в конце XVIII века, как chronos[547] и видит в антропоцене апокалипсис без вмешательства Бога, kairos, который призывает людей взять на себя ответственность за этот кризис.

Однако в этих предложениях видится общая недооценка проблемы модерна, как если бы тот был всего лишь «расстройством», Störung. Возьмем, к примеру, латуровский проект «перенастройки модерна». Можно понять «перенастройку модерна» с помощью метафоры, которую использует сам Латур:

Что вы делаете в ситуации дезориентации – например, когда цифровой компас в вашем мобильном телефоне выходит из строя? Вы перенастраиваете его. Возможно, вы находитесь в состоянии легкой паники из-за того, что утратили ориентацию, но всё равно должны не торопиться, а следовать инструкциям по повторной калибровке компаса и его перенастройке[548].

Проблема этой метафоры в том, что модерн – не неисправная машина, а скорее та, что работает слишком хорошо в соответствии с заложенной в ней логикой. Как только она будет перенастроена, она перезапустится исходя из тех же предпосылок и того же порядка. Нельзя надеяться, что модерн можно перенастроить нажатием кнопки – или, скорее, этот kairos модерна, вероятно, возможен в Европе, хотя я в этом и сомневаюсь, но он уж точно не будет функционировать подобным образом за ее пределами, как я пытался показать, рассказывая о неудачах Китая и Японии в преодолении модерна: первый закончил его усилением, а вторая – фанатизмом и войной. «Дезориентация» означает не только то, что мы сбились с пути и не знаем, какое выбрать направление; она также означает несовместимость временностей, историй, метафизик: это скорее «дез-ориент-ация».

По контрасту с призывами «вернуться к природе» или «перенастроить модерн» то, что я попытался предложить здесь, представляет собой переоткрытие космотехники как метафизического и эпистемического проекта. Вопрос, который еще предстоит поставить, заключается в том, какую роль в этом проекте должны сыграть современные технологии. Мне кажется, что сегодня этот вопрос фундаментален для преодоления модерна. Речь идет не столько о роли Китая в антропоцене – хотя нам известно, что Китай внес значительный вклад в его ускорение[549], – сколько о том, как Китай (например) изменит свою позицию относительно гигантской силы земно-человеческой оси времени, созданной современными технологиями. Как связать технологическое сознание с космотехникой, которую мы здесь попытались высветить? То, что мы могли бы назвать синофутуризмом, проявляется в различных областях. Однако подобный футуризм движется в направлении, противоположном морально-космотехническому мышлению – в пределе это всего лишь ускорение европейского проекта модерна. Если мы обратим внимание на то, что сейчас происходит с дигитализацией в Китае, это подтвердит нашу позицию: после появления Facebook и Youtube Китай подвергает их цензуре и создает Renren или Youku, которые выглядят примерно так же; когда появляется Uber, Китай принимает его и называет Youbu… Как несложно понять, на то есть исторические и политические причины, но есть еще и момент, когда такое повторение следует приостановить и вновь поставить вопрос о модерне.