Здесь Стиглер подхватывает нить из «Введения» Жака Деррида в «Начало геометрии» Гуссерля, где Деррида заявляет: что конституирует начало геометрии, так это передача из поколения в поколение, как то утверждает сам Гуссерль; но Деррида добавляет, что это возможно только через письмо, которое гарантирует «абсолютную традиционализацию объекта, его абсолютную объективность». Геометрия не только конституирована передачей (начертанные фигуры), но и сама является составной частью передачи (орфо-графики), без которой «самоочевидность» или аподиктичность геометрии не была бы удержана[405]
. Стиглер развивает этот тезис гораздо дальше, интегрируя его с концептом экстериоризации Леруа-Гурана (см. Введение). Технические объекты, по Стиглеру, конституируют эпифилогенетическую память, «прошлое, в котором я никогда не жил, но которое тем не менее является моим прошлым, без которого у меня никогда не было бы собственного прошлого»[406]. Эпифилогенетическая память отличается как от генетической, так и от онтогенетической (памяти центральной нервной системы); по словам Стиглера, это «техно-логическая память»[407], живущая в языках, использовании орудий, потреблении товаров и ритуальных практиках. Тогда мы могли бы сказать, что техника, как идеализация геометрического мышления, записывает время и одновременно вводит в игру его новое измерение – то, которое, как показывает Стиглер, оставалось недоработанным в «Бытии и времени» Хайдеггера.§ 20.3 Геометрия и космологическая специфика
Если Стиглер сумел извлечь из своей трактовки Платона и деконструкции Хайдеггера концепт времени как техники в западной философии, вряд ли подобное предприятие возможно в случае древнекитайской философии. Приходится признать: тезис о том, что технология записывает время, является
И вот, как говорилось во Введении, сам Леруа-Гуран предлагает всеохватывающую теорию конвергенции и дивергенции технических изобретений в различных средах исходя из двух общих понятий: