Вулканец затормозил так резко, будто налетел на стену. Плавно развернувшись, он еще раз внимательно оглядел гостий. В последнее время он как-то настороженно относился к новым расам, особенно тем, кто обладал способностями. Четыре женщины были похожи, как родные сестры. Невысокие, ростом ему всего до плеча, они все были укутаны в невесомые ткани ослепительно белого цвета, которые скрывали их тело от горла до кончиков пальцев и обуви так, что даже непонятно было, какого они телосложения. То, что было на виду, позволяло предполагать, что строение их тела отличается. Белоснежные, как ткань, волосы плавно колыхались вокруг головы, как в невесомости. Белая, будто меловая кожа не показывала возраста. Но самым жутким были глаза. Под густыми серебристыми бровями были глаза привычного разреза и с непривычно густыми и длинными ресницами. Очень густыми и длинными. При открытых веках их кончики достигали верхнего края брови. Но это еще ладно. А вот сами глаза были того же белого цвета, что и все в облике этих гостий, без белка, радужки и зрачка. Просто белые бельма, взглянуть в которые без страха не смог еще никто.
— Могу я узнать имя той, что меня спрашивает? Если это не противоречит правилам, этикету или религии? И что значит эта фраза? — Спок был собран и напряжен. В предыдущий раз, когда он ошибся, Джим поплатился жизнью. Он больше не хотел повторения этого только потому, что не узнал правила обращения.
— Я Тай’инэ, Голос моей планеты. Я спросила у тебя, собрат, за что ты наказываешь его? — все четверо были спокойны и безмятежны. Офицеры с Созвездия непонимающе переводили взгляд с одного на другого, а вот люди с Энтерпрайз напряглись и постарались рассредоточиться. Так, на всякий случай.
— Кого, «его»? — Спок выпрямился почти до хруста суставов.
— Того, кто стоит за твоим плечом. У него светлые волосы, светлые глаза, одежды, как у тебя и широкая улыбка.
— Вы… — вулканец находился на грани потери контроля над собой. — Капитан Кирк погиб при исполнении, вы можете видеть его тень, но он мертв! — отрезал ровным тоном Спок.
— Мертв? — почти удивленно «проговорила» после переглядываний между собой старшая. — Его душу изгнали насильно из тела, не желающего этого. Но при этом не обрезали уз, привязывающих его к миру живых. А этих нитей много. Есть нить, что держит его на корабле. Но ее он может оборвать сам. Есть нити, что привязывают его к каждому созданию в этом месте, но они безболезненно отпадут сами, если он уйдет. Нить, которая соединяет их, — кивок в сторону бледного Маккоя, — должны оборвать они оба. Но самая сильная связь между вами. Она держит вас обоих. И оборвать ее так просто не получится. Она вырвет так много от тебя, собрат, что ты потеряешь себя. Но при этом ты его не зовешь, но и не отпускаешь. Вот я и спрашиваю: за что ты наказываешь его?
— Позвать? — чуть качнувшись, хрипло переспросил Спок. — Я могу позвать его душу назад в его тело?
— А ты не знал, собрат? Ваша связь сияет так, что на нее больно смотреть и звенит на многие талы с такой силой, что этот звон слышат все, кто способен. Да, ты можешь позвать его назад, если найдешь в себе силы.
Последние слова Спок «слышал» уже около поворота. Совсем недавно он точно так же бежал изо всех сил, пытаясь успеть. Сейчас — пытаясь догнать. Следом за ним мчался Леонард Маккой, забывший о протоколе. Те, мимо кого бежали капитан и доктор, не начинали паниковать и готовиться к неприятностям. Они суеверно сжимали кулаки, зажмуривали глаза, скрещивали пальцы и делали все, чтобы то, ради чего бегут капитан и доктор, случилось.
Влетев в медотсек, Спок огляделся и кинулся к койке, на которой лежало тело Джима. Внимательно его оглядев, вулканец сел рядом и потер ладони.
В этот момент ворвался Леонард, задыхаясь от быстрой пробежки. В отличие от вулканца он увидел, как испуганно замерли его подчиненные. Недолго думая, Боунз одним грозным рыком освободил помещение, в котором остались только они со Споком и тело Кирка.
— Спок, ты понимаешь, что это риск? — Маккой знал, что останавливать бесполезно, но это было его обязанностью.
— Мне все равно, — не оглядываясь, тут же отозвался вулканец. — Меня столько раз предупреждали, что сожалеть о несделанном намного страшнее, чем жалеть о сделанном, но я не верил. Пока это не стало правдой. Вы грозили мне карами, доктор, но вы даже близко не можете себе представить, на что обрек я себя сам. У меня могло быть все, но я оглядывался на других, не думая о себе, и когда пришло время, оказалось, что даже моему отцу, на которого я всю жизнь пытался походить, как на эталон вулканца, есть что вспомнить. Ему. Но не мне. Мне все равно, сколько у меня шансов, я даже подсчитывать не буду. Я просто хочу попытаться. И остановить себя никому не позволю.
Уже открыв рот, Леонард закрыл его и склонил голову. Ему нечего было сказать. Даже у него было, что вспомнить про них с Джимом. Попойки, головомойки, тихую грусть Кирка, совместное проживание, порой неловкое, а порой — сводящее с ума. А вот у Спока действительно не было ничего.