Вопросоответы к Фалассию

⁶ Это выражение (κατα μηδην αύτοΓς συνεργούσα προς την της αληθείς φανέρωσιν), как и предшествующее развитие мыслей преп. Максима, ясно указывает на учение о синэргии, присущее вообще греческому святоотеческому богословию. Согласно наблюдению М. Лот-Бородиной, для греческих отцов Церкви характерна нерасторжимая связь «глубинно-мистического» учения о благодати с идеей свободы как действенного принципа личности, предполагающая «синхронизацию» человеческой воли с волей Божией. Французская исследовательница ссылается и на высказывание преп. Максима (правда, без точного указания на конкретное творение его): «Человек имеет два крыла: свободу и благодать», которое, по ее мнению, заключает в себе суть святоотеческого подхода к проблеме синэргии (см.: Lot-Borodine M. La deification de 1’homme selon la doctrine des Peres grecs. Paris, 1970. Р. 216–220). Хотя данное высказывание не встречалось нам в творениях преподобного, оно достаточно верно отражает его учение, сотериологическая перспектива которого, как и всех православных отцов Церкви, коренным образом отличается от перспективы пелагианского учения, несмотря на то что Пелагий «выставлял себя защитником совместного действия благодати и свободы воли». Однако при этом он и его сторонники утверждались на том, что «свободная воля остается у человека неповрежденною в течение всей его жизни, и, поняв отсюда свободу воли как совершенно безразличную, подобную находящимся в равновесии весам, способность нравственного самоопределения», они «и понятие о грехе составили также поверхностное, формальное. Если воля всегда остается тождественною себе, то ясно, что греха как пребывающей греховности, как зла, как дурной воли не может быть: грех есть единичный акт самоопределения в направлении, противном воле Божией». Поэтому, «определив свободу воли как абсолютно независимую способность выбора и грех как единичный акт самоопределения и отвергнув мысль о расслаблении воли через грех, пелагиане естественно пришли к отрицанию учения Церкви о повреждении человеческой природы в Адаме». Соответственно, взаимодействие воли и благодати мыслилось пелагианами следующим образом: «Чем более человек прилагает усилий к исполнению воли Божией, тем большую благодать он заслуживает, то есть тем действеннее становится для него Слово Божие: благодать остается для человека только внешнею руководительницею, а никак не помощницею в собственном смысле. Тому, кто достоин, то есть кто собственными усилиями стремится к исполнению воли Божией, действительно даются все виды благодати Откровения, он всюду почерпает назидание: и в исторических фактах, особенно из жизни Христа, и в заповедях, и в советах, и в увещаниях, и в утешениях, и в обетованиях. Все эти “виды благодати”, сообразно с его настроенностию (заслуженностию), оказывают на него более или менее сильное влияние» (Кремлевский А. История пелагианства и пелагианская доктрина. Казань, 1898. С. 195–238). Следовательно, «синэргия» пелагиан обладала только внешним сходством с православным учением, принципиально отличаясь от последнего своим чисто формальным представлением о свободе воли, грехе и благодати. Согласно же православному миросозерцанию, «рождаясь с греховным предрасположением, мы еще более повреждаем и развращаем свою природу, когда начинаем сами сознательно грешить. Каждый сознательный грех всё более и более расслабляет наш дух, и часто человек доходит до состояния чисто животной жизни. Посему и спасение человека должно состоять не в том, чтобы сделать добрых дел больше, чем злых, и получить за них награду, а в том, чтобы высвободить всю свою греховную природу, и мысль, и чувство, и волю, от рабства наследственной греховности, усиленной грехами произвольными и сознательными. Спасение заключается в уврачевании человеческой природы, каковое возможно только для Творца природы, потому что сам человек не может стать выше своей природы, выше своей плотяности и греховности, подобно тому как упавший в колодец не может сам вытащить себя за волосы на волю. Отсюда получает глубочайший смысл учение Православной Церкви об освящающей и содействующей благодати Божией. А так как Божественная благодать не воздействует насильственно на волю человека, то отсюда становится психологически понятною необходимость Боговоплощения для спасения людей: чтобы всякий человек мог всем своим существом возлюбить Бога и по этой любви свободно и сознательно принять помощь Божественной благодати, для этого было необходимо открыться той пучине и премудрости Божией, какие открылись в пришествии на землю Сына Божия» (Кремлевский А. История пелагианства и пелагианская доктрина. Казань, 1898. С. 249–250).