Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

– Проводя параллель между судьбами Югославии и Российской империи, а затем СССР, все-таки нужно быть осторожными. Во-первых, потому что распад Советского Союза – это несколько иной процесс, чем распад Югославии. СССР – огромная, не сравнимая с Югославией страна. Во-вторых, Советский Союз – ядерная держава. И если бы у сербов было ядерное оружие, думаю, Югославия существовала бы до сих пор, пережив и западное давление, и предательство со стороны ельцинского режима. В то же время, если бы у Советского Союза такое оружие отсутствовало, нас бы сейчас бомбили так же как Ирак или тех же сербов в конце 1990-х годов. В этом смысле сравнение не совсем корректно. Это, скорее, – внешняя аналогия. Но то, что наш геополитический, цивилизационный, социально-экономический соперник постарается использовать любые шероховатости в отношениях народов и представителей различных религий, населяющих Россию – в этом нет никаких сомнений. То, что война 1990-х годов в Югославии была «модельной», в ней отрабатывались схемы разрушения полиэтнических, полирелигиозных политических образований, – несомненно. То, что геополитический противник будет бить в стыки, стараясь поссорить различные народы или социальные группы в России – очевидно. И здесь нужно быть бдительными.

– Историк Арнольд Тойнби, говоря о мировых цивилизациях, помещал в центр их структурной модели религиозное или идейное ядро. Вокруг какой интеллектуальной программы можно было бы построить нашу новую геополитическую общность? Какой проект мы смогли бы предложить нашим потенциальным сторонникам?

– На территории России есть два крупных религиозных блока. Это православие и ислам. У них, как я уже сказал, есть нечто общее, что отличает их от Запада. Это – идеал социальной справедливости. Ни на основе православия, ни на основе ислама не могла появиться цивилизация глобальных ростовщиков, то есть цивилизация ссудного процента. И в этом отношении и русский православный мир, и мир ислама придерживаются традиционных ценностей. В то же время русский мир не сводится к православию. Не стоит преувеличивать степень религиозности русских ни вообще, ни тем более сегодня. В XIX веке Белинский заметил, что русский мужик не религиозен, а суеверен. Сегодня советское атеистическое наследие никуда не делось. Другое дело, что это не воинствующий атеизм – но таким он был уже в позднесоветское время. Духовная культура предполагает уважение как к религиозности, к чужой вере, так и к атеизму. Разумеется, если эту веру (или неверие) не пытаются навязать силой.

Думаю, на данном этапе исторического развития идеалы социальной справедливости и традиционных ценностей – это то, что может объединить людей, которые не хотят упасть в ту пропасть, в которую сейчас стремительно летит Запад.

– Каковы, на ваш взгляд, географические очертания будущей Евразии? Какой вы ее видите? От Белграда до Токио? От Владивостока до Лиссабона? От Хельсинки до Тегерана? Или, к примеру, от Минска до Улан-Батора?

– Я думаю, что время традиционных империй прошло, возможно нечто вроде импероподобных образований нового типа. Но прежде чем они отстоятся, полагаю, нам придется пройти через очень серьезный кризис. Даже если он будет не военным, то точно – социально-политическим и геополитическим, хотя, скорее всего, все вместе. Поэтому говорить сейчас об очертаниях Евразии, какой она будет во второй половине XXI века, трудно. В любом случае можно сказать, что эти очертания будут результатом острейшей социальной, геокультурной и геополитической борьбы.

– Субъектом подобной борьбы могут быть сильные элитные группы, способные взять на себя ответственность за осуществление геополитического проекта. Новые евразийские элиты, кто это? Можно ли уже сегодня набросать их приблизительный портрет?