«[Царь:] — Почтенный Нагасена, Будда — брахмачарин?
(Слово «брахмачарин» этимологически разлагается на brahma + carin «идущий вслед за».)
[Нагасена:] — Да, государь, Блаженный — брахмачарин.
[Царь:] — Стало быть, почтенный Нагасена, Будда — ученик Брахмы. (Царь пропустил за очевидностью основание — эксплицитный этимологический разбор слова «брахмачарин» и не стал также формулировать общее правило, которое, как он полагает, имеет место, а именно: состав слов, означающих реальные объекты, дает верные, сведения о самих объектах.)
[Нагасена:] — Есть ли у тебя, государь, выездной слон?
[Царь:] — Да, почтенный, есть.
[Нагасена:] — Кричит ли он иногда, как журавль? (В подлиннике koncanadam nadati «кричит журавлиным криком»; в пали трубные звуки, издаваемые слоном, обычно называются этим словом.)
[Царь:] — Да, почтенный, кричит.
[Нагасена:] — Стало быть, государь, этот слон — ученик журавлей. (Если верно общее правило, подразумеваемое Милиндой, то верен и вывод и с ним надо соглашаться.)
[Царь:] — Нет, почтенный. (Этим опровержение тезиса Милинды завершено, ибо тезис привел Милинду к противоречию с самим собой. Но Нагасена не ограничивается опровержением тезиса, а показывает далее, что общее «правило», на которое Милинда опирается, дает основание умозаключить и в противоположном смысле, т. е. вообще ненадежно, ибо ведет к противоречию: это положение, из которого вытекают несовместимые следствия.)
[Нагасена:] — Скажи, государь, имеет Брахма разум или нет? (Разум — buddhi, производное от причастия buddho, означающего, в частности, «Будда»; имеющий разум — sabuddhiko.)
[Царь:] — Имеет, почтенный.
[Нагасена:] — Стало быть, государь, Брахма — ученик Блаженного».
Как видно, мы здесь имеем дело не только с игрой слов, но и с вполне корректным рассуждением, примененным к словам как к объектам и опирающимся на некоторое общее правило, в данном случае оказывающееся ложным. Самоочевидные для обоих собеседников формулировки ими опускаются, но они прекрасно понимают друг друга.
В связи с анализом функций примеров уместно задаться вопросом о художественности ВМ. Непосредственное впечатление убеждает в его в целом высоких художественных достоинствах. Это проявляется прежде всего именно в сравнениях, но раз сравнения оказались частью логической формы, то и художественность их вторична по отношению к функции убеждения.
В кн. II сравнения, строго говоря, нельзя назвать художественными: прозрачность, живость, наглядность, достоверность являются качествами эстетическими, но не специфически художественными, а сравнение как «украшение» в древнеиндийской поэтике отличается от сравнений кн. II Вопросы Милинды очень сильно. В кн. III местами встречаются художественно обработанные образы — описание землетрясения, муки грешников в аду; умело излагается повествовательный, почерпнутый из Канона и легендарный материал; используются и некоторые формальные принадлежности стиля «кавья» — аллитерации, ритмизованность прозы; нагнетается настроение (жалости при описании обитателей ада, отвращения при описании застарелой раны) и пр.