Читаем Вопросы Милинды полностью

Но перечни и не рассчитаны на то, чтобы быть понятными кому-либо, кроме члена религиозно-философской общины, прошедшего специальную подготовку, а понятие для того, кем оно не понято, не есть понятие. Перечень, по-видимому, есть логический предел словесного выражения понятийного мышления, которое не прибегает к специальному коду, но, оставаясь в пре-делах нормального человеческого языка, стремится к максимальной компактности и сгущенности содержания.

Более сжатого выражения, не прибегающего к специальным средствам, представить себе невозможно; хотя позднейшая история индийской мысли дала и более сжатые формы, они уже выходят за пределы обычного языка, это дхарани, мантры и пр. Нужно оговориться, что считать все перечни, составляющие доктринальный фонд какого-либо учения, понятийными будет слишком сильным допущением.

Среди них, конечно, имеются и созданные из мнемонических потребностей, подогнанные ради удобства под «хорошее» число (см. в начале кн. III «двадцать пять достоинств учителя и десять достоинств мирянина»), и чисто эмпирические перечисления, и наложение понятийной схемы на готовый религиозно-мифологический материал. Но ядро перечней составляют готовые, для нынешнего исследователя неизвестно (как полученные классификации понятий либо понятия, выраженные в проведенной согласно определенной точке зрения классификации, предстающей в завершенном виде.

Главная трудность в интерпретации их — отсутствие, являющееся скорее нормой, чем исключением, их эксплицитной понятийной разработки в текстах. Может показаться экзотичным утверждение, что в индийской философии нашли способ, во-первых, порождать понятия (а это труднейшая из задач разума) и, во-вторых, воспроизводить в другом человеке понимание этих понятий без привычной по европейской философии текстовой, дискурсивной проработки их (хотя бы посредством внешне рассудочного их обсуждения; ведь имманентное выведение понятий имеет место так редко, что и в европейской философии является исключением, ср. платоновский «Парменид», гегелевскую «Науку логики», первую главу «Капитала» Маркса).

И все же, по нашему мнению, это утверждение близко к истине. Правда, обоснование его и выведение всех важных следствий составят отдельную большую задачу. Но как же чисто гипотетически и предварительно пояснить саму возможность - существования понятийного мышления в такой форме?

По-видимому, в этой попытке целесообразно опереться на особенности общения носителей философского знания. Профессионалы-мыслители, т. е. для древности в подавляющем большинстве шраманы и брахманы, ведут общую жизнь, следуют одним и тем же нормам, совершают одни и те же или близкие психические тренировки, постоянно общаются и беседуют на доктринальные темы (в буддийском монашестве особенно принято было посвящать беседам о дхарме первую часть ночи).

Образуется круг хорошо знающих друг друга единомышленников, не слишком обширный — мыслители всегда составляют меньшинство,— они понимают друг друга с полуслова, не нуждаются в объяснениях и доказательствах, упоминания понятия часто бывает достаточно, а использование синонимов указывает на внутрисистемные связи одного и того же понятия в разных теоретических контекстах (так, скажем, обстоит дело с терминами абхидхармы виджняна, читта и манас).

Короче говоря, форма общения, т. е. специальный язык учения, максимально приближается к форме внутренней речи, к мышлению, как оно существует психологически в индивиде, но все же с очищением мышления от всего случайно-субъективного. В тексте, образовании по своей природе одномерном, перечни явлены как линейно-упорядоченные наборы.

Одномерность — неадекватная пространственная метафорическая реализация структуры мысли; внимательное изучение трактатов абхидхармы, целиком построенных на перечнях, убеждает, что последние на деле являются многомерными структурами, по необходимости вложенными, как бы спроецированными в одномерное пространство. Сочетание же абстрактного представления о пространстве и свернутого выражения словесно организованной мысли, т. е. термина, соотносимого с понятием, очень близко к языку внутреннего мышления.

Согласуется с изложенной гипотезой и дальнейшее развитие буддизма, породившее в тантрических мандалах двух- и трехмерные (больше, к сожалению, невозможно!) изображения, компоненты которых соотносимы с понятиями и образуют компактное, ёмкое и естественное для психики представление сложнейшего доктринального содержания.

Создание новых понятий — дело трудное и происходящее гораздо реже, нежели применение уже готовых понятий. Если верно, что перечень есть форма подачи понятия, то наличие в тексте перечня, не явно эмпирического, но возможно понятийного, есть основание подозревать принадлежность текста к школе, направлению, в котором этот перечень засвидетельствован.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги