Вопросы «почему» и «зачем» относительно некоторых фонологических новаций в истории славянских языков/диалектов

Вопросы «почему» и «зачем» относительно некоторых фонологических новаций в истории славянских языков/​диалектов

Л. Э. Калнынь (Москва)

Анализируя состояние лингвистики на исходе XX в., Т. М. Николаева высказала мысль о том, что «типология диахронических изменений предполагает изменение внимания от Как? не только к Почему?, но и к Зачем?» [Николаева 2000, 17]. Справедливость подобной постановки вопроса очевидна, поскольку она сама по себе провоцирует новые интерпретации таких явлений, для которых в науке уже сложились традиционно принятые толкования.

После падения редуцированных произошли разнообразные изменения в фонетическом строе славянских языков/​диалектов. Поскольку эти изменения объединены причинно-следственной связью с падением редуцированных, то и вопрос «почему» в отношении их всех предполагает одинаковый ответ. Но при дальнейшем развитии темы возникновения тех же явлений ссылки на сам факт падения редуцированных недостаточно — меняется вопросная процедура, применимая к данному явлению, и, соответственно, получаемые ответы предлагают новое содержание тех же фонетических процессов.

Это можно показать на примере таких, возникших после падения редуцированных фонологических новаций в славянских языках/​диалектах, как формирование корреляции палатализованности и позиционно обусловленное устранение (нейтрализация) оппозиции по участию голоса шумных согласных.

Ответы на вопросы «почему» и «зачем» при интерпретации языкового факта не обязательно образуют непрерывную последовательность. Ответ может остановиться на стадии «почему», а ситуация, предполагающая постановку вопроса «зачем», в применении к тому же явлению не возникает. Примером этого может быть факт формирования корреляция палатализованности.

Появление палатализованных согласных в славянских языках принято возводить к праславянскому сингармонизму, при котором сочетание согласного с передним гласным унифицировалось по высоте тона.

Качество согласных в этой ситуации обычно определяется как «полумягкость» (обозначается как t˙). Центральным моментом в образовании корреляции палатализованности является утрата слабого переднего редуцированного гласного *ь̯, оставлявшего, однако, после себя позиционно обусловленное повышение тона предшествующего согласного. Естественно было бы ожидать, что позиционно обусловленное свойство должно исчезнуть вслед за сегментом, его вызвавшим. Но в данном случае этого не произошло, и в части славянских языков/​диалектов палатализованность согласных сохранилась на конце слова и перед согласными вопреки отсутствию следующего *ь̯.

Предполагается, что сохранению позиционного качества согласного способствовало его некоторое физическое свойство — а именно происшедшее еще до падения редуцированных усиление полумягкости до мягкости, а там, где этого не произошло, полумягкость согласного исчезла вместе с *ь̯. Так в традиционно сложившейся интерпретации формирования корреляции палатализованности дается ответ на вопрос «как?».

В этом рассуждении появление фонологической категории, каковой является корреляция палатализованности, ставится в прямую зависимость от интенсивности артикуляции мягкости, поскольку считается, что сильная мягкость согласных сохранилась после утраты следующего *ь̯, а слабая — нет (т. е. *tʼь̯ > tʼ, но *t˙ь̯ > t). Однако в действительности мягкие фонемы в тех языках/​диалектах, где они имеются, достаточно широко варьируют высоту тона в зависимости от соотношения длительности переходного (і‑образного) участка и ядра гласного, следующего после согласного (поэтому мягкие фонемы реализуются как мягкими, так и полумягкими согласными). Проблема состоит в том, почему после утраты *ь̯ вообще сохранилась вызванная этим гласным позиционная мягкость, безразлично какой интенсивности. В языке должен был существовать специальный механизм, провоцирующий такой результат. По этому поводу можно заметить следующее.