Читаем Вопросы «почему» и «зачем» относительно некоторых фонологических новаций в истории славянских языков/диалектов полностью

Утрата редуцированных гласных не была одномоментным фонетическим сдвигом. По замечанию Бодуэна де Куртене, существовали «переходные стадии от полного существования к исчезновению звука. На этих стадиях имеется еще в душах говорящих воспоминание и представление известного звука, но без необходимости исполнения, которое таким образом является факультативным» [Бодуэн де Куртене 1903]. В ситуации потенциальной вариативности может по-разному проявляться в фонетической программе слова такой синтагматический момент, как антиципация гласного *ь̯. При наличии антиципации непроизнесение *ь̯ создавало контраст между ожидаемым гласным (передним, достаточно высоким) и реально следующей паузой (*tь̯ #). Нереализованное ожидание могло компенсироваться сохранением или даже усилением повышенного тона согласного. Но фонетическая программа слова могла и по-иному реагировать на ослабление участия редуцированного в звуковой цепи — это воспринималось как данность и антиципация *ь̯ исключалась из правила построения звуковой последовательности. В этом случае позиционная палатализованность согласного утрачивалась вместе с *ь̯.

В фонетическом слове, сохранившем антиципацию *ь̯, контраст между ожидаемым и реальным сегментом был также ощутим, если после *ь̯ следовали губной или задненебный (т. е. веляризованные) согласные (*tь̯p, *tь̯k). Здесь также включался компенсационный механизм сохранения позиционной по происхождению палатализованности. Поэтому позиция перед названными согласными преимущественно является позицией различения твердых и мягких согласных там, где есть корреляция палатализованности.

Вызванный падением редуцированных сбой в фонетической программе слова был менее ощутим, если *ъ̯ утрачивался между губным согласным и паузой (*pь̯ #). Низкий тон веляризованных губных препятствовал их компенсационной палатализованности. Поэтому в большей части языков/​диалектов, имеющих корреляцию палатализованности, мягкие губные в конце слова отсутствуют. Исключение в этом плане представляют русские говоры юго-восточной части территории ДАРЯ [Атлас 1986] и некоторые серболужицкие говоры [Sorbischer Sprachatlas 1990, 233]. В болгарских диалектах мягкость финальных губных ассоциируется с заимствованной (турецкой) лексикой [Кочев 1968]. И никогда твердые и мягкие губные не образуют оппозицию перед согласными (если не принимать во внимание сочетание слова с частицей, как в русском огра́пʼка (imp.) — трʼа́пка).

Что касается зубных согласных, то они сохраняли палатализованность на конце слова везде, где есть соответствующая корреляция, и по-разному вели себя перед не губными и не задненебными согласными.

Исходя из сказанного, на вопрос, почему после падения редуцированных в одних славянских языках/​диалектах появилась корреляция палатализованности, а в других нет, можно ответить так. Потому, что ослабление/​утрата редуцированных гласных и осознание этого носителями языка могли не совпадать во времени. Там, где в программе слова сохранялся автоматизм антиципации переднего гласного *ь̯, согласные стали мягкими вопреки фактическому отсутствию этого гласного (до этого они могли быть как полумягкими, так и мягкими, т. е. *t⁽˙ᵗʼ⁾ь̯). Другой вариант развития выражался в том, что синхронно с утратой *ь̯, из программы слова исключалась антиципация этого гласного, что автоматически устраняло следы предшествующей палатализованности (как полумягкости, так и мягкости). Надо признать, что это различие вызывает очередной вопрос «почему?», но ответ на него, видимо, надо искать в более общих закономерностях устройства звуковых последовательностей в соответствующих языках/​диалектах (характер связи согласного и гласного вообще). Таким образом, вопросы, касающиеся собственно образования корреляции палатализованности, заканчиваются на «почему?». Вопрос «зачем?» не возникает, поскольку никакая лингвистическая цель в связи с наличием корреляции или ее отсутствием не ассоциируется. Те последствия для фонематического устройства языка/​диалекта, которые сопровождают корреляцию палатализованности, не являются целью ее появления.

Но вопрос не только «почему?», но и «зачем?» отчетливо просматриваются в тех изменениях, которым подверглась в славянских языках/​диалектах после падения редуцированных синтагматика шумных согласных, различающихся участием голоса.

Результатом падения редуцированных явилась последовательность шумных согласных, неоднородных в отношении участия голоса. Это была абсолютная новация, поскольку контраст по наличию/​отсутствию голоса между рядом стоящими шумными согласными до падения редуцированных был невозможен. Как и в случае палатализованных согласных после утраты *ь̯, адаптация шумных согласных к новой ситуации (утрата *ъ̯, *ь̯) происходила неодинаково в разных языках/​диалектах. При этом следует различать позицию перед согласным (сочетание согласных) и перед паузой (конец слова).

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Philologica

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки