Легко убедиться, что современная поэма характеризуется множественностью форм образа, которые сливаются в синтетический образ, выражающий эстетический идеал автора. Так, например, в поэме Ю. Марцинкявичюса «Стена» имеется объективированный характер (Марцеле, Адомас), символ (Стена, Динозавр), лирический герой (голос автора); в поэме грузинского поэта Отара Чиладзе «Поэма любви» — мифологический образ (Евридика, Орфей, Харон) и лирический герой (монолог автора); в поэме А. Вознесенского «Лед-69» — лирический характер, объективированный характер (Светлана), символ (Катерина, школьница, Холодильник спецльда); в поэме Б. Саулитиса «Эшелоны идут ночью» коллективный герой (латышские красные стрелки) и лирический герой.
В зависимости от способа построения отдельного образа или его частей, от соотнесения образов поэмы сюжет в целом и в отдельных частях имеет тот или иной характер. Другими словами — сюжет современной поэмы не однороден.
Количество форм образа и характер их связи определяют качество и образов, и сюжета, то есть характер сюжетных ситуаций: их жизнеподобие или фантастичность, — использование фактов, колорита, философских обобщений, монолога поэта.
Тот или иной тип сюжета не детерминирован жанром поэмы: героическая, философская, трагическая, комическая, сатирическая, публицистическая и даже историческая поэма могут быть построены по одному принципу сюжетосложения. В статье речь идет не о жанрово-стилевых признаках, зависящих от пафоса поэта, а о стиле построения сюжета, то есть рассматриваются связь и соотношения сюжетных приемов, которые служат для построения форм образа поэмы: объективированного или лирического характера, символа, коллективного героя (а также входящих в состав этого образа компонентов).
В основе повествовательной части сюжета философской поэмы Ю. Марцинкявичюса «Стена» (1965) — конфликтные ситуации Марцеле и окружающей среды. Эти ситуации при помощи символов Стены и Динозавра расширены до картин эпохи, хотя действие поэмы не выходит за пределы замкнутого двора и одной улицы города. При помощи символов как будто весь мир входит в этот двор и его законы воплощаются в судьбе героини. Марцеле борется не просто с чудовищем на каменной стене, но с тем ужасом, который в двух мировых войнах лишил ее самого дорогого — мужа и сына. Одновременно это становится общечеловеческой проблемой — цикличность трагического в жизни человека. Динозавр символизирует страх Марцеле и одновременно пока еще страшное в человечестве. Этот условный образ органически вплетается в бытовые сюжетные ситуации потому, что он насыщен реальным жизненным содержанием и в значительной степени является отражением духовного мира Марцеле, ее внутренних противоречий, как это показано в трехкратной встрече (детская боязнь неизвестного, борьба со страшным непонятным, победа над своим страхом, над ужасным для человека).
Многое поясняет авторский комментарий, возводящий индивидуальное к обобщенному: «И ты убить не в силах Динозавра, Поскольку он равно живет во всех.»[128]
Страшное конкретизируется и как нашествие фашизма («Все спали И вышел он»), и как страх и отчаяние отдельного человека («…огромный мир Привиделся Убежищем огромным, В котором обитает Динозавр, Где дух его царит, Его идея»).Реальное, жизнеподобное действие: Марцеле колотит Стену кулаками, царапает ее, — включенное в символическое изображение, приобретает художественно условный смысл, мотивируется воздействием унаследованных с детства мифологических представлений в минуту помрачения разума. Подобным образом предсмертной галлюцинацией — мотивировано и падение Динозавра на колени перед Марцеле. Но художественный смысл столкновения «символа» с «реальным человеком» чрезвычайно значителен: оно символизирует победу человека над ужасным.
Отдельный случай выступает как «первая ступень» к всеобщей победе, залог оптимистической перспективы. Так повествовательный сюжет благодаря символическим ситуациям решает проблему борьбы сил веры и неверия в человека в современном мире.
В меняющемся облике Динозавра выражается характер «органического символа» (Райнис) современной поэмы. Художественный символ (гротеск, мифологическая параллель) заключает в себе богатое жизненное содержание, жизнеподобие, в отличие от условных знаков, используемых в логических, нехудожественных текстах. Но трактовать каждую условную сюжетную ситуацию символически было бы вульгаризацией искусства: так, например, нельзя рассматривать царапанье Стены как борьбу Марцеле против первой мировой войны, — символически можно трактовать только отношения персонажей в целом.
Таким образом, сюжетные переходы от реального («форм жизни») к фантастическому мотивированы психологически: утверждением непрерывного существования конфликта и в духовной сфере человека, в его мыслях, — что тоже является «формой жизни», правда, внешне не видимой, но для искусства не менее важной и реальной, чем внешний мир.