Вопросы воспитания (СИ)

- Ты все равно сюда не поместишься, - огрызнулась Гейзенберг, вылезая из-под стола, чуть встрепанная, недовольная, оттягивая чуть тесноватый ворот платья, украшенный кружевным воротником. На легком черном шифоне распускались оранжевые острые бутоны, похожие на всполохи огня; платье было немного мало Карлине в плечах и груди, юбка немного топорщилась и цеплялась подолом за высокие ботинки, которые женщина обычно носила на фабрике. Другой обуви у нее попросту не было, а ломать голову над своим нарядом из-за чаепития в замке его сиятельства Кровавого Хера, женщина не собиралась. Вот еще! Не хватало только, чтобы Альцин подумал, будто Карлина пыталась ему понравиться. К черту, обойдется как-нибудь и без его симпатий.

О том, что в таком случае не стоило принимать приглашение лорда Димитреску, Карлина как-то не думала.

- Так… на чем мы остановились? - задумчиво протянул Альцин, щуря свои звериные глаза; через мгновение на его губах распустилась улыбка, широкая, радушная, как у палача, встречавшего свою юбилейную жертву. - Ах, да!.. Мы говорили о том, что вы, мисс, бессовестно меня провоцируете.

- С хера ли?! - повторила Карлина, растерянно моргнув. - Ты говорил, что я над тобой издеваюсь. Хотя это не так.

- Отнюдь, - мужчина озорно погрозил пальцем; вся его угрюмость улетучилась, было видно, как Альцин искренне забавлялся ситуацией, и у Гейзенберг в ту же секунду испортилось настроение. Из чувства протеста она взяла из вазочки сразу несколько трюфелей и с мятежным видом сунула их в рот, отправив за щеку. Лорд Димитреску, сбившись с мысли, осекся, темнея лицом; острый прищуренный взгляд полоснул лучащееся злорадством лицо Карлины.

- Вот об этом я и говорил. Вопиющее бескультурье, хамство, дерзость, но с этим я еще готов примириться. В конце концов, чего еще ждать от пролетария?

- Ты допиздишься, - хмуро пригрозила Карлины, упираясь локтем в столешницу рядом со своей кружкой; Альцин от ее угрозы небрежно отмахнулся. Сложно воспринимать всерьез женщину, которую он мог носить на плече, как попугая, однако Гейзенберг уже не раз доказывала раздувавшимся от самомнения мужикам, на что способна. Этому крупнокалиберному напыщенному засранцу было мало того, что Матерь Миранда сочла Карлину достойной Каду, лорд Димитреску, кажется, не пытался увидеть в ней что-то большее, чем шаловливый, невоспитанный ребенок, пытающийся вмешиваться в дела взрослых, хотя кровосос был немногим старше Гейзенберг и уж точно не знал, через что ей пришлось пройти и что пережить. Самодовольный, эгоистичный напомаженный здоровенный ублюдок, наверное, каждый вечер наяривал на самого себя перед зеркалом; представив себе Альцина, голого, бледного, как мертвец, в одной руке держащего бокал со своим пойлом, а в другой - собственный хер, женщина едва не поперхнулась родившимся в груди смехом. Она попыталась утопить его в чае, но только подавилась, забрызгав платье и скатерть, что еще больше рассмешило Карлину, а лорда Димитреску заставило мученически возвести глаза к потолку.

- О чем я и говорю, - он постучал ровными крепкими ногтями по столешнице, прозрачными и твердыми, точно стеклянными; ногти самой Карлины были подстрижены коротко, однако под них все равно забивалась грязь и копоть, оседавшие траурной каймой. - Однако, полагаю, все дело во времени, в которое вам довелось появиться на свет. Война оставила сильный отпечаток на вашем характере. Вы загрубели, забыли, как быть женщиной, стараясь превзойти мужчин. Это не плохо, моя милая, но совершенно противоестественно.

Карлин несколько раз осоловело хлопнула веками; в груди саднило, горло слегка першило, а Альцин смотрел на нее с таким видом, словно собирался исповедовать, и Гейзенберг, не сдержавшись, отправила следующий трюфель в рот, после чего запила его чаем, прихлебывая. Золото в глазах лорда Димитреску полыхнуло ярче.

- Не нужно пытаться вывести меня из себя, - прорычал он; когда Альцин сжал зубы, его холеное лицо напряглось, черты приобрели суровую чеканность, и Карлина чуть не поперхнулась снова, чувствуя, что краснеет перед бледнозадым кровопийцей, словно школьница. Она знала, что лорд Димитреску хорош собой, и он сам это прекрасно осознавал, однако в эту минуту, глядя на него, стоящего на пороге ярости, Гейзенберг видела мужчину, перед которым у нее слабели колени - властного, жесткого, уверенного, способного работать руками не только для того, чтобы завязать свой шелковый платок.

- А что не так-то? - удивилась Карлина, почти не лукавя; в самом деле - чего Альцин от нее ждал? Реверансов, как на приеме у королевы? Даже Миранда при всем ее дутом пафосе не требовала от своих лордов соблюдения этикета. - Я всегда себя так веду.

- Будучи моей гостьей, могли бы и постараться вспомнить о такой полезной вещи, как манеры, - процедил лорд Димитреску. Женщина апатично пожала плечами.

- Нахер надо, - честно призналась она, - я и так специально приоделась, чтобы ты не слишком придирался.