Вопросы воспитания (СИ)

Альсина не считала себя ревнивой; она была достаточно уверенной в себе, чтобы не сомневаться в том, что брак с ней был благом для Гейзенберга, однако появление на горизонте другой женщины заставляло ее чувствовать закипающее раздражение. У кого вообще могло хватить смелости бросать ей вызов? Какая нахалка решила позариться на Карла, который был весьма счастлив в браке? Девица, видимо, считала себя лучше леди Димитреску, раз полагала, что у нее хватит сноровки запудрить голову Гейзенбергу; только зачем? Ради денег? Продвижения по карьерной лестнице? Или обаяние Карла оказалось для нее настолько мощным, что девушка не смогла устоять? Альсина допускала возможность, что там не было ничего серьезного, а случившееся - не более, чем ряд подозрительных случайностей, однако всякий раз, когда Гейзенберг задерживался на работе, срывался и уезжал на выходных, запирался в кабинете и сидел со смартфоном за столом во время ужина, женщине хотелось крушить кулаками стены.

Если ее опасения подтвердятся, мало никому не покажется - ни Карлу за его предательство, ни этой вертихвостке, ни сотрудникам, на глазах у которых происходило все это непотребство и которые молчали. Альсина их уничтожит, всех до единого; Гейзенберг еще пожалеет, что осмелился взглянуть на другую, когда был женат на такой шикарной женщине, как леди Димитреску.

- Альсина, дорогая, ты в порядке? - голос Донны Беневиенто был тонким, как у испуганного ребенка. - У тебя такое… зверское выражение лица. Знаешь, еще не поздно уйти. Ты успокоишься, Карл вернется домой, и вы в тихой, приватной обстановке все обсудите. Уверена, все это не более, чем недоразумение.

Кукла согласно щелкнула шарнирами, от чего Альсина строптиво поджала губы.

- А я тебе не сказала? Мой благоверный еще утром поставил меня перед фактом, что вернется поздно. На ужин, естественно, не успеет, а утром у него запланирована деловая поездка. Очаровательно, не правда ли?

С усмешкой на губах леди Димитреску втолкнула коляску в лифт, занимая практически все пространство; Донна мышью юркнула следом и вжалась спиной в стену, обнимая куклу, которая свесилась с ее локтя, кося левым глазом.

- Это еще ничего не значит, - продолжала стоять на своем Донна; Карл-младший, заметив болтающиеся рядом с коляской тонкие руки куклы, потянулся к ним обеими ладошками. Мальчик кряхтел, сжимая и разжимая кулачки, смешно перебирал руками, как упавший на спину щенок, хмурясь совсем как Гейзенберг. Альсина улыбалась, любуясь сыном, пока Донна таращилась на леди Димитреску сквозь вуаль.

- Вот сейчас мы это и выясним.

- О нет! - Беневиенто всплеснула руками, и кукла подпрыгнула, клацнув деревянной челюстью и взмахнув оборчатой юбкой. - Я не собираюсь в этом участвовать! Я пришла, чтобы морально тебя поддержать, не более! Так что, пока ты будешь муштровать Карла, я лучше подожду тебя в кафетерии.

- И пропустишь все веселье? - в насмешливом удивлении Альсина приподняла брови, и Донна жеманно поправила вуаль и шляпку броши, приколотую к бархатному воротнику, не удостоив женщину ответом. Лифт прибыл на нужный этаж, и хромированные двери разошлись в стороны; Донна Беневиенто выскочила первой, тревожно стуча каблучками замшевых туфель по полу. Куклу Энджи она держала как ребенка, бережно уложив на плечо, и ее белесые немигающие глаза с точками зрачков следили за Альсиной, которая с помощью подошедшего охранника выкатывала коляску из лифта.

- Увидимся в кафетерии, - бросила Донна, не оборачиваясь, и леди Димитреску снисходительно усмехнулась ей вслед; Донна Беневиенто всегда была трусихой, старалась держаться подальше от скандалов и шумных сборищ, редко покидала семейный особняк, полный пыли, портретов и старых кукол, а круг общения Донны едва насчитывал дюжину человек, включая прислугу, служившую дому Беневиенто. Она всегда была такой… социофобкой, но после потери родителей, сестры и маленькой дочери замкнулась в себе окончательно, не решаясь даже выйти на улицу с открытым лицом. С леди Димитреску Донна продолжала общаться потому, что у нее не было сил сопротивляться силе ее характера; Альсина буквально подавляла нервную, склонную к апатии и меланхолии Донну Беневиенто, которая предпочитала живым людям своих кукол, которые никогда не предадут, не обидят, не отвергнут, как сделал это тот мерзавец-итальянец, отец бедной малышки Клаудии.