Вопросы воспитания (СИ)

- О, моя милая, - Альсина нежно потрепала девушку по щеке и обняла прильнувшую к ней Бэлу; Даниэла обвила тонкими руками шею женщины и прижалась щекой к ее виску. Леди Димитреску улыбнулась, силясь обнять всех троих дочек разом; не она их родила, однако любила всех троих. Бэла, Даниэла и Кассандра были частью ее сердца, которое болезненно покалывало от тлеющей в нем сдерживаемой злости.

- Мои девочки, такие заботливые, - пропела Альсина, метя в Гейзенберга, безмятежно прихлебывающего свой кофе, - похоже, только им есть до меня дело.

- Просто ты им напрочь мозги засрала. Держишь при себе, как болонок, они лишний раз чихнуть боятся, - припечатал Карл, - думаешь, много удовольствия твои истерики выслушивать? Что не день, то новый припадок. Как бешеная, кидаешься на всех, стараешься укусить побольнее. Раз уж на меня похер, то дочерей бы пожалела.

У шокированной леди Димитреску вытянулось лицо, она приподнялась было с кресла, но три пары рук удержали женщину, уронили ее обратно на подушки, и девушки вновь принялись порхать возле матери.

- Мама, - принялась уговаривать практичная, степенная Кассандра, - ты же знаешь, как он много работает в последнее время. Он просто устал…

- Его дома почти не бывает, - закивала Бэла, - а на следующей неделе ему придется лететь в Гамбург на выставку…

- Что-о? - голос Альсины приобрел генеральскую зычность и мощь. Вцепившись в подлокотники, она тяжело поднялась и сердито одернула шифоновую юбку. - И почему я только сейчас об этом узнаю?! И не от тебя, а от моих дочерей, которым, оказывается, давно все известно?!

- Мы не хотели тебя зря беспокоить, - пискнула Даниэла, съежившись под пылающим взглядом матери, у которой от обиды и негодования дрожал подбородок; Альсина ощутила себя преданной: выходит, Карл был с ее детьми откровеннее, чем с ней, а ее дочери, которых леди Димитреску сама вырастила и воспитала, молчали, утаивали, не договаривали. Как они могли? Ладно, Гейзенберг, он всегда был скрытным, когда дело касалось его работы, но девочки… ни одна ведь не обмолвилась - ни смешливая Даниэла, ни серьезная Кассандра, ни Бэла, ее первенец, попавшая в семью Димитреску совсем малышкой. Возможно, стоило бы порадоваться, что девушки были так близки с отчимом, однако Альсина гневно раздувала ноздри, прижав руку к бурно вздымавшейся груди и сжимая в кулаке нить черного жемчуга. Рвануть бы за ожерелье, разорвать, чтобы перламутровые горошины посыпались по полу, но жемчуга принадлежали еще ее прабабке, и поэтому пришлось сдержаться.

- Выходит, вы сговорились за моей спиной, верно? - елейный тон леди Димитреску заставил троих ее дочерей втянуть головы в плечи; Гейзенберг продолжал завтракать, шурша газетными листами. - Ты настраиваешь моих дочерей против меня?!

- Нахер мне это? Ты и сама прекрасно со всем справляешься, - глумливо усмехнулся Карл, однако тут же посерьезнел, - хватит уже. Блажишь, как овца, которую резать собираются. У тебя молоко скоро скиснет.

- Какое еще молоко?! - прошипела Альсина, едва не топая ногами от ярости.

- Которым ты ребенка моего кормить будешь, дурная ты баба! - шарахнув ладонью по столу, Гейзенберг вскочил, темнея лицом. - Ты его своей желчью отравишь скоро, и сама захлебнешься. Имей в виду, я с твоими девками нянчиться не буду, попиздуют у меня во взрослую самостоятельную жизнь. Может, хоть мужиков себе найдут, когда выберутся из-под твоей задницы.

- Не позволю каким-то плебеям тянуть руки к моим девочкам! - прорычала женщина, сграбастав в объятия сразу всех троих; Бэла полузадушено засипела, Кассандра охнула, ударившись лбом о голову Даниэлы, которая оказалась крепко прижатой к пышной материнской груди. Девушки, сплюснутые, как сельди в бочке, стояли тихо, стараясь не нагнетать обстановку еще больше, однако когда Карл закатил глаза, презрительно передернув плечами, леди Димитреску яростно скрипнула зубами.

- Твои девочки сами разберутся. Они не тупые, не слепые, если помощь нужна будет - скажут. А ты вместо того, чтобы истерить, лучше бы подумала о моем сыне.

- Вот именно! Именно! Сыне! - выпалила Альсина; ее щеки, недавно болезненно бледные, сейчас полыхали разъяренным румянцем. - А я хотела дочь!

- У тебя их уже трое! Куда еще одну?! - развел руками Гейзенберг, и леди Димитреску, отпустив девушек, упала обратно в кресло, трагично скрипнувшее под ее весом. Руки легли на выпуклый живот, слишком большой для семи месяцев, но врачи говорили, что у ребенка нет никаких патологий, беременность протекала как надо, и тревожиться было не о чем.