- Не нужно, дорогая. Слова ничего не значат, когда поступки столь красноречивы, - Альсина прошлась по просторному холлу, придерживая бархатный подол; ее отражение в начищенных рыцарских доспехах было мутным и размытым, словно все цвета смазало дождем. Хотелось выпить и выкурить сигарету-другую, однако положение женщины накладывало запрет на некоторые радости, и приходилось довольствоваться фруктами. Леди Димитреску безумно скучала по апельсинам, которые не ела уже больше года из-за небольшой аллергии, появившейся у нее во время беременности. Ладонь Альсины невольно опустилась на живот; она так ждала родов, чтобы освободиться от бремени, но теперь немного грустила, будто бы лишилась части себя; маленький кусочек леди Димитреску, ее плоть и кровь спал сейчас в детской под присмотром Бэлы, вызвавшейся самой посидеть с братом. Белокурый ангелочек, она всегда была хорошей девочкой; в отличие от Кассандры, чьи волосы были черны, как и ее замыслы.
Такого от своей средней, самой здравомыслящей дочери Альсина не ожидала.
- Мама, - вздохнула Кассандра совсем как Гейзенберг, чем мгновенно вывела женщину из себя.
- Я так понимаю, все остальные уже в курсе? Твои сестры, мой дражайший супруг… они знали, верно?
Девушка опустила глаза, переступая с ноги на ногу, принялась одергивать черные кружевные рукава, и Альсину затопило горькой досадой. Уязвленно поджав губы, она положила ладони на бедра, прохаживаясь по холлу; каблуки ее туфель выбивали торжественный марш. Конечно, в последнее время леди Димитреску немного уделяла времени дочерям; сын, этот маленький крикун, требовал внимания матери, и Альсина легкомысленно увлеклась только заботой о нем, полагая, что девочки достаточно взрослые и толковые и не нуждаются в присмотре. Она немного переживала за Даниэлу, склонную к сумасбродству, и Бэлу, которая с детства была сорванцом, однако и подумать не могла, на что способна Кассандра - ее черный вороненок. Вот и сейчас девушка стояла, нахохлившись, кусала губы, морща лоб, не то расстроенная, не то сердитая, хотя это у леди Димитреску были все причины для огорчения.
- Дитя мое, - негромко промолвила Альсина с тенью печали на лице, пусть ее сердце, раненное пренебрежением, билось о ребра. - Когда ты решила, что я не достойна доверия? Что не заслуживаю твоей откровенности? Что я такого сделала, Кассандра, что ты даже не пожелала со мной переговорить?
- Я не думала, что это станет для тебя ударом, - призналась девушка, нервно отводя волосы за ухо, и стыдливо вспыхнула, когда леди Димитреску обиженно отвернулась, - не хотела тратить время на разговоры, посчитала, что лучше будет решить все сразу.
- Для кого лучше, милая? - от одолевающей ее грусти Альсине не хотелось даже полюбоваться на свое отражение; обычно она не могла удержаться от созерцания себя в зеркале, это всегда поднимало женщине настроение, однако в этот раз даже собственная привлекательность была не в силах развеять пасмурный настрой леди Димитреску, которая еще утром сочла себя великолепной в темно-синем платье со струящейся юбкой, и широкими рукавами с облегающими манжетами, но сейчас чувствовала себя неуклюжей, грузной, будто медведица, и такой же злой, словно она только вышла из спячки.
- Для тебя, - с несвойственным ей нахальством заявила Кассандра, и Альсина сжала челюсти: это все влияние Гейзенберга, не иначе. Раньше дочери никогда ей не дерзили, а теперь же - вопиющее непослушание в каждом жесте! - Ты бы стала волноваться.
- Конечно, я бы волновалась! Ты моя дочь! - запальчиво бросила леди Димитреску. - Чего ты ждала от меня? Равнодушия? Ни одна мать не останется безучастной к судьбе собственного ребенка!
- Мама, ничего страшного не случилось, - попыталась успокоить распалившуюся графиню Кассандра, однако ярость Альсины набирала скорость, как разгонявшийся локомотив.
- Действительно, ничего не случилось. Кроме того, что ты намерена испортить себе жизнь, совершенно ничего не происходит.
- Что тебя так разозлило? - бесстрашно выпалила Кассандра. - То, что я тебя не предупредила? Или что не спросила разрешения и сделала все по-своему?
- Ты это серьезно, родная? - голос леди Димитреску был нежнее бархата, что свидетельствовало о нараставшей с неотвратимостью торнадо силе ее гнева. Она не требовала многого от своих детей, ждала лишь честности, уважения и послушания, а Кассандра позволила себе такую вопиющую наглость. Мерзкая девчонка, как только посмела?! Неблагодарная, после всего, что Альсина для нее сделала!
- Мама, я не хотела тебя обидеть, - призналась девушка без тени раскаяния, - я трижды пыталась с тобой об этом поговорить, но ты была так занята…
- Потому что я занята воспитанием моего сына. Ты бы знала, как нелегко бывает с маленькими детьми, если бы почаще бывала дома.