– У меня даже есть братья и сестры, – сообщил я. – От того же самого отца.
Бедный Софос, кажется, был готов провалиться сквозь землю.
– Чем они занимаются? – спросил он наконец.
– Один из братьев служит в армии, а другой – часовщик.
– Правда? А он может сделать мне новые часы, такие, как сейчас носят, – чтобы сзади были не круглые, а плоские? – Казалось, он заинтересовался, и я хотел было сообщить, что Стенидес сделал свои первые плоские часы два года назад, но тут волшебник заметил, что Софос болтает со мной, и отозвал его.
Пока он обгонял меня, я громко сказал:
– Мои сёстры даже вышли замуж и стали честными домохозяйками. – Ну, в общих чертах их можно назвать честными.
Долина, прорезанная ручьем, нигде не углублялась настолько, чтобы зваться ущельем. Ее края постепенно расступались все шире и лишь временами перемежались отвесными скалами. Впереди расстилалась Аттолия, а справа тянулось море. До самого горизонта уходила цепочка островов, продолжавшая горный хребет, который мы только что миновали. На дальней стороне Аттолийскую долину замыкал другой хребет, и оттуда брала начало река Сеперкия. Она петляла по равнине, то приближаясь к Гефестийским горам, то отступая на много миль. Почти дойдя до побережья, река утыкалась в каменистые отроги у подножия гор и снова поворачивала к Гефестийскому хребту. Там горы слагались из мягкого известняка, и река прорезала себе проход к Саунису. Она текла мимо королевского города и наконец впадала в Срединное море.
– Здесь гораздо больше зелени, чем дома, – отметил Софос, ни к кому конкретно не обращаясь.
И верно. Вокруг Сауниса все было коричневым и засушливо-золотистым, а эта страна переливалась всеми оттенками зеленого. Даже оливковые рощи, тянувшиеся по склонам ниже нас, были куда ярче, чем серебристо-серые деревья по ту сторону хребта.
– Восточные ветра, натыкаясь на горы, проливаются здесь дождями, – объяснил волшебник. – В Аттолии каждый год выпадает вдвое больше дождей, чем у нас.
– Отсюда вывозят вино, инжир, маслины и виноград, а также зерно. В Аттолии хватает пастбищных земель для собственного скота, и нет нужды покупать овец в Эддисе, – со знанием дела произнес Амбиадес, и волшебник расхохотался:
– О боги, да ты, оказывается, слушал внимательно!
Мне подумалось, что Амбиадес улыбнется, но он только нахмурился и не произнес ни слова, пока мы не остановились на ночлег. Да и там заговорил лишь для того, чтобы поругать Софоса. Странное поведение, если учесть, каким довольным он казался у костра накануне вечером. Не понимаю, почему Софос так хорошо к нему относится. Чуть ли не боготворит. Осталось только построить миниатюрный храм и водрузить Амбиадеса на алтарь.
Может быть, обычно Амбиадес ведет себя более приязненно. Волшебник, видимо, не любит, когда ученики подолгу дуются, и мне показалось, что он высоко ценит Амбиадеса, хоть иногда и называет его болваном.
После ужина Софос спросил волшебника, знает ли тот еще какие-нибудь истории о богах. Волшебник начал рассказывать об Эвгенидесе и о громовых стрелах бога Неба, но вдруг прервался.
– Это ведь твой бог-покровитель, – сказал он мне. – Расскажи Софосу о его подвигах.
Не знаю, чего он от меня ждал, но я пересказал легенду, как слышал от матери, и он ни разу не перебил.
Рождение Эвгенидеса, бога – покровителя воров
Много лет прошло с тех пор, как был создан человек. Людей стало много, и они расселились по всему свету. Однажды Земля шла по своим лесам и повстречала лесоруба. Он плакал, и топор лежал рядом с ним.
– О чем ты плачешь? – спросила Земля. – На тебе нет ран.
– О госпожа, – ответил лесоруб. – Рана моя велика, ибо я плачу не о своей боли, а о чужой.
– Что за боль? – спросила Земля, и лесоруб рассказал: они с женой очень хотят детей, но нету их, и оттого жена печалится, целыми днями сидит дома и плачет. А он, лесоруб, как вспомнит о слезах жены, тоже плачет.
Земля утерла слезы на его щеках и сказала:
– Приходи снова в лес через девять дней. Тогда я принесу тебе сына.
Лесоруб пошел домой, и рассказал обо всем жене, и через девять дней снова направился в лес. Богиня спросила:
– Где твоя жена?
Лесоруб объяснил: она не пришла. Легко повстречать в лесу богиню, куда труднее убедить в этом жену. Та решила, что муж лишился рассудка, и стала плакать еще больше.
– Иди, – сказала Земля, – и вели своей жене прийти завтра, иначе не будет у нее ни детей, ни мужа, ни дома. И случится это прежде, чем кончится день.
Лесоруб пошел домой, к жене, и умолял ее пойти в лес. И, чтобы не огорчать его, она согласилась. На следующий день она пришла вместе с мужем, и Земля спросила ее:
– Есть у тебя колыбель?
Женщина сказала – нет. Легко потакать мужу, который вдруг выжил из ума, куда труднее объяснить это соседям. Если она попросит у них колыбель для ребенка, которого пришлет богиня, все поймут, что муж лишился рассудка.
– Иди, – сказала Земля, – добудь колыбель, маленькую одежду и одеяла, иначе завтра к этому времени у тебя не будет ни ребенка, ни мужа, ни дома.