Вор

Наверняка и принца, и отца города, и каждую послушницу, и хранителя подготовили к этому суду. Каждое их слово тщательно подбирали, чтобы никоим образом не разгневать Двуликую.

Лика выпрямила спину и произнесла:

– Я хочу сказать правду.

По залу прокатилась волна удивлённых вздохов. Лика была уверена, что мать улыбается. Но сама Лика смотрела не на неё, а на принца. Севир не изменился в лице, но костяшки на его пальцах побелели. Он с нетерпением ждал окончания признания.

А Стефан облегчённо вздохнул и расслабил плечи.

– И я скажу её. Двуликой, – произнесла Лика, внутри содрогнувшись от страха.

Губы хранителя сжались, но он не позволил себе открыто удивиться, а лишь покачал головой, словно с сожалением.

Лика глянула на мать.

Дора закрыла рот ладонями. В глазах её был ужас. Отец обнимал её за плечи, что-то шепча на ухо.

«Прости, мама, – думала Лика, глядя на мать. – Ты велела мне сказать правду. И я это сделаю. Потому что ничего, кроме правды, у меня нет. Так пусть же и у этих людей, что так обращались со мной, подослали Микаэлу шпионить и вырвали страницы из Слова Двуликой… Людей, которые обвиняют меня в том, чего я не делала… Так пусть и у них не будет ничего, кроме правды».

Лика приподняла свою шкатулку, набралась смелости и отозвала обратно в пустоту.

Зеркало начало меняться. По чёрной поверхности пошла цветная рябь. Красные, фиолетовые, зелёные круги расходились из центра, отталкивались от рамы, смешивались и переливались. Вместе с этим зеркало начало вибрировать, всё громче и громче. Звук больно отдавался в ушах и груди. Статуя богини покрылась белой изморозью, на железных подсвечниках и каменной мозаике выросли ледяные кристаллы.

Все отступили от зеркала, а Лика, напротив, будто приросла к полу. Она смотрела, как в чёрной глади появлялись звёзды, очертания горных хребтов и тысячи, миллионы шкатулок, выстроенных в пирамиды.

– Окно в Обитель Двуликой открыто, – дрожащим голосом объявил отец Лорал. – О-обвинители, ваше слово. Принц Севир, говорите.

Лика глубоко вдохнула и заставила себя смотреть на принца, хотя от каждого его взгляда подкашивались ноги.

«Что же ты скажешь?»

Севир вышел вперёд, не в силах отвести взгляда от обрамлённого льдом окна. Колени дрожали так, что принц чуть не споткнулся.

– Лика Пейран, – начал Севир звонким, преувеличенно бодрым голосом, – открыла мою шкатулку, несмотря на то что я просил её этого не делать. Таким образом Лика Пейран отняла у меня право самому открыть шкатулку.

«Он не назвал меня бесценной», – подумала Лика.

– Лика Пейран видела, как шкатулка открылась. И утверждала, что внутри дара не было. – Севир облизнул губы и быстро глянул вниз, на бумажку. – И поскольку ещё ни одна шкатулка в мире не оказывалась пустой, я обвиняю Лику Пейран в колдовстве.

«Что?»

Лика вовремя прикусила язык. От негодования у неё перехватило дыхание и затряслись сжатые кулаки. Севир бросил на Лику быстрый взгляд – самодовольный, издевающийся. Люди вокруг шептались, переглядывались и пожимали плечами.

«Какой хитрый трюк, – вскипев от гнева, подумала Лика. – Ты не рискуешь обвинять меня в воровстве, даже боишься назвать бесценной, вдруг это не так, да? Зато как удобно назвать исчезновение шкатулки колдовством, учитывая, что само открытие шкатулки бесценным попадает под это понятие. Если так подумать, в твоих словах не было ни единого лживого словечка».

Отец Лорал кивнул принцу и пригласил следующего обвинителя.

Стефан вышел вперёд и чётким, командным голосом отбарабанил крепко заученную фразу:

– Я обвиняю Лику Пейран в унижении чести и достоинства принца Севира.

Лика ждала продолжения, но его не последовало.

«И это всё?»

Она успела заметить, как принц закатил глаза, и уголок её губ дёрнулся от несмелой улыбки. Если уж отец города не осмеливался настаивать на воровстве, может, всё было не так страшно?

Последней от обвинителей вышла Софур. Женщина поправила волосы, прокашлялась и просто выпалила:

– Я обвиняю бесценную в упрямстве, непослушании и в неуважении к Двуликой.

– Богиня, смилуйся над ней… – громко прошептала Балла.

Софур, не обратив ни на кого внимания, продолжила:

– Бесценная посмела испортить Слово Двуликой и захотела ударить по её изображению. Такие намерения не могут говорить об уважении.

«Они извиваются, как змеи в бочке», – думала Лика. Она надеялась лишь на то, что эти слова ничего не стоят. Для неё уж точно, но что скажет богиня?

Софур поклонилась статуе и, развернувшись, кивнула, посмотрев куда-то в толпу. Лика проследила за этим взглядом и, к своему ужасу, заметила у самой стены рейну.

«Она отправила вместо себя Софур», – догадалась Лика. Стало интересно, что? послушнице пообещали за такой риск.

– Защитники, ваша очередь. Прошу, – Лорал жестом пригласил к светлому лику Дору.

Сердце не стучало так быстро даже во время слова принца. Мать шла с гордо выпрямленной спиной, кисти она прятала в широкие рукава платья, а бледностью мало чем уступала светлому лику богини. Взгляд Доры словно окаменел.