Но всё-таки тело лежало здесь. Холодное, с мёртвыми чёрными губами, с потёками крови на лице и шее. Севир не смог себя заставить рассмотреть перерезанное горло, ведь оно, конечно же, было перерезано, ведь он именно так это и представлял. Кулаки отца сжимали рубашку, будто ему тяжело было дышать, будто у отца болело в груди. Конечно же, ему было больно, ведь он захлебнулся кровью и умер.
Он умер. Севир убил отца: заплутавшись в видениях, зарезал отца во сне или использовал шкатулку и сделал так, что это произошло, потому что Севир этого хотел.
– Проклятье, проклятье, проклятье!
Он заметался по комнате. На Стефана Севир старался больше не смотреть: было достаточно, что взгляд мертвеца прожигал спину.
Повесят. Повесят!
Нет, мать не допустит его казни. Не допустит же? Ведь… нет?
Севир схватился за голову. Нельзя было здесь оставаться.
За окном бушевала пурга. Севир не выходил на улицу с тех пор, как вернулся со съезда, но помнил, какой там царил зверский холод.
Нужна была одежда: тёплая, простая, но не бедная. И деньги. А ещё следовало найти лошадь. И собрать припасы.
«Убежище… Куда, куда бежать? Как скоро прислуга заметит, что отец города мёртв?»
У рабочего стола Стефана лежала дорожная сумка с его личными вещами. Отец был слишком ленив, чтобы разобрать её сразу после путешествия. Севир бухнулся на колени и принялся ворошить содержимое. Первым делом ему попалась фляга. Без раздумий он отхлебнул большой глоток, закупорил ёмкость и быстро перебрал вещи. Севир выгреб всё лишнее и оставил внутри огниво, коробок с солью, дорожную чернильницу и кошель. Лежавшие в сумке рукавицы были меховыми внутри и снаружи, без золотых нитей и герба, да и по размеру явно отцу не подходили. Мельком подумалось, что руки у него наверняка опухли и собственные рукавицы ему стали малы.
«Отобрал у каюра? Без разницы. Так, что там ещё?»
Нашлись внутри и плитка шоколада, баночка мёда, орехи, почти полностью растаявшее масло. У Севира в сумке тоже были припасы. Ему велели ни за что с ней не расставаться на случай, если он потеряется на реке.
«А это что? Коробочка с лекарствами? Прекрасно!»
Он запихнул в сумку несколько свечей, пошарил в столе и нашёл карту. Метнувшись в гардероб, Севир отодвинул секретную задвижку и открыл оружейный шкафчик. Выбор пал на простой клинок – дедовский, без камней и отличительных знаков.
На всё ушло на удивление мало времени. Вещи как будто специально лежали в нужных местах и сразу попадались на глаза.
Севир остановился у камина. На полочке валялся отцовский перстень – дар богини. Быть может, самая бесполезная для покойника вещь. Севир мотнул головой, отогнав злые мысли, и решительно направился на выход, но всё же остановился у дверей и оглянулся через плечо.
Тело отца всё так же лежало на полу. У Севира защипало в носу от подступающих слёз, но он не позволил им пролиться, вспомнив каждый удар, оскорбление, синяк и укус плети.
Севир подбежал к камину, схватил перстень, выскочил в коридор и плотно закрыл за собой дверь.
«Не дождётесь, – подумал он. – Стану я по нему слёзы лить, как же… Отцом он был дерьмовым, вот. И дерьмовым правителем. Никто по нему плакать не будет. Мать ещё порадуется. Да. Я их спас. Хоть и не помню как… А если я ему что-то сказал, мог ведь сказать? А если я убью кого-то ещё?
А богиня простит отцеубийство? А кражу дара?»
В голове вспыхнуло воспоминание: девочка в радужном платье, с чёрными волосами. Разноглазая. Однорукая. Быть может, мёртвая. Бесценная.
Он закусил губу. Богиня никогда его не простит. Это и есть наказание. Или только его начало.
У охотничьей конюшни Севир переоделся. Конюх крепко спал, похрапывая и бормоча что-то похмельное и неразборчивое. В другое время следовало бы приказать, чтобы бездельника выпороли, но сейчас Севир был благодарен такому совпадению. Он взял охотничий арбалет, не забыл набить чересседельные сумки кормом для лошади и выехал за ворота. Севир накинул капюшон и направился прочь из Илассета.
Глава 25
Корабль стонал и кряхтел, жалуясь на сильный ветер. В трюме пахло специями и ржавчиной, зерном и крысами, духами и человеческим потом.