Вор с черным языком

– Это ты на меня пялишься, Кинч На Шаннак?

– Не-а, – ответил я. – Просто ты загородил то, на что я смотрю. Ты не мог бы подвинуться?

Кое-кто из матросов рассмеялся, и это, конечно, ничуть не смягчило настроя Малка. Но я человек верующий, а мой маленький рыжий бог требовал какой-нибудь шалости.

– Ты всегда был шутником, – сказал Малк. – Я помню, как здорово ты над нами подшутил, когда был призван на войну, но вместо тебя воевать ушли другие.

– Но вы же победили. Верно? Думаешь, вам чем-то помогли бы мои слабые попытки взмахнуть цепом?

– Да, ты не такой уж и здоровяк, признаю. Но я видел, как погибали те, кто был сильней тебя, а слабые остались в живых.

Стоявший рядом с ним невысокий черноволосый спантиец, диковато выглядевший в куртке из барсучьей шкуры, вскинул подбородок, словно говоря: «Я согласен с моим другом, иди ты в жопу со своими отговорками». У спантийцев особый дар угрожать без всяких слов. С этим парнем шутить не стоило. Его шкура, скорее всего, означала, что он был «барсуком», одним из тех несчастных безумцев, которых посылали в заброшенные гоблинские ульи, чтобы проверить, действительно ли они заброшены.

– Кроме того, твой лук мог уберечь меня от этого. – Малк поднял руку с откушенным пальцем. – Или от этого. – Он показал шрам на предплечье. – Или даже спасти моего отца от свирели Самнайра На Гурта.

– Но я тогда еще плохо стрелял из лука и мог случайно попасть в твоего отца, – сказал я, сам понимая, насколько бледно и неубедительно это прозвучало.

Я заглядывал в корабельный устав и понимал, к чему все шло. Каждый матрос может вызвать другого на дуэль, а в случае смерти противника берет на себя его обязанности. Если же погибнет он сам, его имущество достанется капитану. Дождавшись вызова, я получил бы право выбрать оружие, но терпеть его подначки было невыносимо. До первой крови дрались при обоюдном согласии, если же хотя бы один говорил: «Смерть», бились насмерть. Я не очень-то боялся умереть. К тому же, когда меня убьют, мне больше не придется иметь дело с Гильдией Берущих.

– Может быть, так, а может, и нет, – ответил Малк. – Мы ведь этого никогда не узнаем, правильно? Не узнаем и того, скольких людей бросили в дупло этой сучары-смерти из-за того, что нам не хватило одного лишнего бойца. Я вижу у тебя на щеке татуировку ладони. Значит, ты уполз в школу воров. Но не смог сдержать даже тех обещаний, что дал в этом змеином логове? И теперь любой матрос из любого королевства может дать тебе оплеуху, словно последней шлюхе, а ты, как последняя шлюха, даже не поднимешь руку для защиты.

И тут вдруг Обормот, совершив доселе небывалое путешествие на палубу, заорал как резаный и снова жутко оскалился. Малк даже не взглянул на кота и не собирался давать задний ход. Думайте о гальтах что хотите, но никто не обвинит нас в том, что мы скрываем свои чувства.

– Кто бы мог подумать, вор! Забираешься в чужие окна и нападаешь в темноте. Такие, как ты, могут жить припеваючи на суше под защитой запугавшей всех Гильдии хитрых педрил. Но здесь правит двухвостый Митренор, а он любит силу.

Гальва заинтересовалась происходящим и с каменным выражением лица смотрела на Малка. А он выжидал. Ему хотелось, чтобы я сам бросил ему вызов, и тогда он выбрал бы оружие. Малк знал, что такие, как я, порой смертельно опасны в драке на ножах, и при всей своей браваде не желал оставлять мне даже это преимущество. Я мог выбрать нож и против его копья или сабли, но тогда мне понадобится все мое везение, чтобы подобраться близко к такому опытному бойцу. А что бы выбрал он? Копье, конечно. Он ведь служил в Босоногой гвардии, его с малолетства обучали драться шестами и длинными острыми кольями, обучал собственный отец. Но если Малк не захочет, чтобы силы казались слишком неравными – а для зрителей дуэль остается представлением, и от его зрелищности зависит твоя слава, – он просто покажет всем, что у него теперь новая жизнь моряка, и выберет саблю. Оружие, в которое он сможет вложить всю силу своих мускулов и расправиться со мной. Ему нужно было снова раззадорить меня, чтобы я сам бросил вызов или кинулся на него. Нужно было нащупать мое больное место.

– Что бы сказал твой отец, увидев, до чего ты опустился? Если, конечно, он был твоим отцом, потому что я всегда считал его достойным человеком.

– Он и был достойным человеком, но ты намекаешь на то, что моя мать такой не была. Хочешь знать, что сказал бы отец? Он сказал бы: «Какие бы ошибки ты ни совершил, сынок, не позволяй никому называть тебя трусом». А еще он сказал бы: «Какой бы скудный ужин ты ни поставил на стол, не оставляй без ответа никого, кто станет порочить твою семью». Ты сделал и то, и другое, Малк На Браннайк, и ответишь за это собственной кровью.

Боец из меня был не такой плохой, как считал Малк, но я все-таки сомневался, что одолею его на саблях, – это оружие для сильных рук и высоких людей, то есть никак не для меня. А если он выберет копье, проще сразу проткнуть себя и избавить всех от хлопот.

Но…

Я скосил глаза на Гальву, вдруг изменившуюся в лице.