В трюме было невыносимо жарко.
Старый гоблин приглядывал за котлом, время от времени поливая его морской водой, и хрипло рявкал на матросов, что спали или грелись внизу, не позволяя им нежиться в пропитанном паром чреве корабля. Трюм служил им также и столовой, и мы неспроста оказались в кладовке, так близко от нее. Пока что они никого не разделали, но все к этому шло. Они подходили к клетке, обнюхивали и ощупывали нас. Один гоблин показал на гарпунера, и его отвели в другую клетку, помыли морской водой и надели на него подгузник из тюленьей кожи, чтобы он не обосрался и не обмочился. К чести Гормалина нужно сказать, что когда он не плакал, то посылал гоблинов на хрен.
– Эх, если бы я могла добраться до своего сундучка! – сказала Норригаль. – Или того, что от него осталось.
Говорила она очень смешно, потому что прижималась щекой к плоской решетке клетки и еще не оправилась от действия отравленного дротика. Но я ее понял. Меня и самого немного подташнивало. Все наши земные блага были уложены в короб у правого борта, а лошадиный посох Гальвы и дерущийся посох Норригаль лежали у стены. Гоблины до сих пор не потрудились их осмотреть. Малк сказал, что они продадут все это в первом же городе или тайной гоблинской колонии.
– А такие есть? – спросил я. – Прямо здесь?
– Точно есть, – ответил он.
– Где?
– Но они же тайные, так ведь? Правда, я слышал, что гоблины захватили один маленький остров вроде того, на котором мы побывали недавно, и прорыли там тоннели, как в своих ульях на архипелаге или в Урримаде. Но теперь король Молровы стал их лучшим другом, и они отлично устроились в молровских городах. В Гревице и Растиве есть целые гоблинские кварталы, хотя состоятельные люди сразу уехали из Гревицы. Там теперь живут только гоблины, воры и китобои. И еще придурковатые кружевницы.
– А что с этого имеет король?
– Сам подумай.
– Гоблинское серебро.
– Верно.
– Мир на южной границе.
– Верно, и это тоже, – согласился Малк. – А еще готовых козлов отпущения за любое грязное дело, какое он натворит. А люди терпят, потому что знают, что сделали Война молотильщиков и Война дочерей с другими странами. Вот они и выбрали унизительный мир вместо жестокой войны. Кроме того, они разбогатели. Сам знаешь, как дорого стоит чай.
– Значит, гоблины захватили город.
– Нет, король силен. Он не позволит кусачим расплодиться настолько, что их нельзя будет перебить, если понадобится. А когда этот день наступит, гоблины в ответ перебьют молровских купцов в Землях Орды. Хотя должен признать, что смерть – это справедливая плата для тех, кто решил жить среди этих засранцев. Но если снова начнется резня, Молрова останется без перца, корицы и тигровых шкур, а Орда лишится тюленьего мяса, дешевой железной руды и янтаря. Эти уроды обожают янтарь. Он у них вместо золота. Наравне с человечьим мясом, которое они похищают в море.
Я не стал спрашивать, откуда они его берут. Ответ был очевиден.
– А наш король знает об этом? Конмарр не любит гоблинов.
– Конечно, но что он может сделать? Сговориться со спантийской армией и их тупым королем Калитом? Без обид.
Гальва застонала и прошептала:
– Не бери в голову.
– Наш Конмарр не спешит снова оставлять страну без сыновей и матерей, как только их чуть прибавилось, – продолжил Малк. – У Антера людей еще меньше, чем у нас, а Галлардия просто делает вид, будто бы с ней все в порядке, продает прекрасные картины и учит всех желающих танцевать. Но не нужно себя обманывать. Война вернется. Вопрос лишь в том, кто первым почувствует, что окреп для нового удара. Скорее всего, это будут гоблины – они быстрее плодятся. А Молрова либо и на этот раз останется в стороне, либо примкнет к гоблинам.
Малк еще долго рассказывал мне о кусачих. О том, что морловян, живущих в Землях Орды, называют чернорукими. Они покрывают одну руку татуировками, по которым гоблины понимают, что их трогать нельзя. Туда посылают хороших бойцов, чтобы кусачие думали, будто в Молрове все такие крутые. Островной город Гревица был печально известен похищениями детей, заказными убийствами, а еще, как ни странно, кружевами. В более приятные времена он был столицей плетения кружев, и гревичане до сих пор носят кружевные воротники и манжеты, желая показать, откуда они родом и что с ними шутки плохи.
– Ладно, – сказал я. – Остается надежда, что нас привезут в Растиву, а не в колонию кусачих.
– Надежда? – переспросил Малк. – Гоблины не поплывут в людской город, пока мы у них в трюме. Они сломают клетку и спрячут ее или скажут, что она нужна для детенышей тюленей или для коз. Догадайся, где к этому времени окажемся мы.
– Но если надежды нет, зачем ты мне все это рассказывал?
– Зачем? Нужно же было занять чем-то рот, чтобы не думать о смерти и не плакать.
– Я не заплачу.
– Увидим.
– Я не плакал с тех пор, как твоя мать ушла из публичного дома в Плата-Глуррисе.
– Плата слишком маленький городок, чтобы там был публичный дом, – ответил Малк.
– Я знаю, что вы его так не называли, а говорили просто «дом».
Он не удержался от хриплого смешка.