Вор с черным языком

Стать ее любовником на один месяц. В каком-то смысле мужем. Это был древний гальтский обычай, освященный Харосом. Древнее Холта, древнее Белого тракта и Тряса. Он звенел в моей крови, и не только потому, что я был молод и полон желания.

– Я слушаю, – сказал я с лучшей своей полуулыбкой.

– Еще бы ты не слушал, наивный человек. Сначала натри щеку вот этим. Эту самую щеку. – Она показала на мою татуировку и протянула пятигранную баночку с какой-то мазью медного цвета. – Спросишь у меня, что это такое, и я заберу свои слова обратно.

Я кивнул, втер немного и сразу почувствовал жжение. Оставалось только надеяться, что мазь не сведет татуировку. Если я покажусь где-нибудь без этого знака и с неуплаченным долгом, у меня будут большие неприятности. Гильдия может заменить раскрытую ладонь на кулак. Или отрезать мне большой палец. Но я доверял Норригаль На Гэлбрет. Защити меня Фотаннон, я доверял ей.

– Значит, ты знаешь о магических татуировках?

– Больше чем просто знаю.

– И можешь сама их сделать?

– Могу.

– Это мощная магия. Ты никогда не говорила, что умеешь такие вещи.

Я стащил из рагу кусочек голубой морковки с луком.

– А ты хоть раз спрашивал? Итак, ты хочешь услышать мои условия или я поищу другого парня? Сегодня новая луна, ты не забыл?

Конечно не забыл, но не потому, что собирался произносить заклинания. Вор обязан знать, темная ли будет ночь.

Я коснулся уха.

«Слушаю».

– Во-первых, ты будешь делать все, что я скажу, чтобы мой живот оставался плоским. Я не создана для воспитания детей. Мое предназначение – служить своему ремеслу и своему народу. И я не смогу хорошо выполнять свою работу с соском во рту младенца. И вообще, наш мир – неподходящее место для жизни.

Я вспомнил, как мечтал на китобойном корабле о том, что у нас с Норригаль будут дети, и распрощался с этими мечтами. Прежде чем заговорить снова, она внимательно посмотрела на меня:

– Во-вторых, ты не обязан раскрывать мне свои секреты, а я тебе – свои. Ничего такого, чем ты не хочешь поделиться. Мы будем вместе месяц, а не всю жизнь, но даже у постоянной жены есть в сердце две-три закрытые двери.

– Согласен, – сказал я с облегчением и благодарностью за то, что она не будет давить на меня расспросами о коте.

– Последнее и самое главное, – продолжила она. – Веди себя со мной так же, как раньше. Ты всегда был для меня другом и не станешь кем-то другим, разделив со мной постель, или я очень пожалею об этом. Если какой-то мужчина засмотрится на меня, даже хороший, честный человек, знай, что ему придется ждать по меньшей мере месяц, а то и всю жизнь. И я буду знать, что у тебя с девушками дела обстоят так же.

– Согласен.

– И еще одно…

– Что?

– Я не делаю этой вещи.

Я оглянулся, еще раз проверяя, не слышит ли нас кто-нибудь, и понизил голос:

– Какой вещи?

– Ты знаешь.

– Конечно не знаю. Есть много разных вещей. Кто-то не делает какие-то вещи, а другие ничего не имеют против. Но при этом вторые могут смутиться от того, что предпочитают первые.

– Ах да, я совсем забыла, какой у тебя богатый опыт. Но ты ведь понял, о чем я говорила, засранец.

– О том, как вывести лобковых вшей ламповым маслом? – прошептал я.

Норригаль прикрыла рот рукой и захихикала, покраснев в свою очередь.

– Итак, – сказала она, снова взглянув на меня поверх кружки. – Ты берешь меня? Встанешь сегодня ночью рядом со мной под слепой луной, чтобы произнести соединяющие слова?

Не успев ответить, я уловил краем глаза чей-то силуэт справа от себя. Пьяно пошатывающийся силуэт.

– Хозяйка! – крикнул он.

Ох, срань, вот и началось! И пьяный вдобавок. Пьяные хуже не только потому, что часто промахиваются и бьют тебя по уху, но еще и потому, что вдвое обиднее получать от того, кому ты мог бы навалять не напрягаясь. Мое везение угасло. И это было плохо. Я торопливо доедал кролика.

– Хозяйка! – закричал он опять, и на этот раз женщина за стойкой обернулась. – Кто-нибудь уже требовал награду за этого?

Я жевал и жевал.

– Он занят своими делами, Джоаш, – сказала хозяйка. – И ты бы занялся своими, а? Непохоже, чтобы тебе была нужна добавка.

Все, кто сидел в таверне, благодушно рассмеялись. Я уже говорил, что мне нравится Средиморье? Возможно, имея рядом таких сильных и опасных соседей, народ поневоле становится умней и добрей. И они все были умными и добрыми. Кроме этого болвана, то есть Джоаша. Девятнадцати лет от роду – не больше и не меньше. Красив, как дерево в цвету, и туп как бревно.

– Тогда требую я.

«Кусай».

«Жуй, жуй, жуй».

Нетвердой походкой он подошел ближе.

«Глотай».

– Ты встанешь или хочешь получить сидя? – спросил он так, как будто предлагал почистить мои сапоги.

Его едва пробившиеся усики были влажными, и меня передернуло от отвращения.

– Давай закончим с этим, – сказал я, подавленный тем, что мой разговор с Норригаль испорчен этим дерьмом.

Может, плюнуть ему в лицо куском тушеного мяса в ответ на удар? Но нет, Гильдия такого не потерпит. Это поставило бы ее в дурацкое положение. Оставалось только смириться. Я знал, что рискую, отправляясь в таверну.

Этот подонок все-таки ударит меня.