Но в те времена разница плюс–минус тысяча лет не играла никакой роли в том, что старики ворчат, а молодежь, обхаянная ими, идет потом след в след по протоптанной предками тропе. Все ворчание имело причину в том, что молодежь чуточку, на миллиметр, была раскованнее, смелее, свежее старшего поколения… которое старше‑то возрастом на каких‑нибудь тридцать лет – стариками считались те, кому за 40. А в общем, поколения от поколений веками практически не отличались.
Нынче за те самые тридцать лет общество всего мира – шесть–семь миллиардов человек – шагнуло столь далеко, что мое поколение, знавшее Сталина, кажется молодежи, родившейся в начале перестройки и выросшей с компьютерами в руках в атмосфере лихих 90–х, едва ли не неандертальцами.
Но и я, семидесятилетний старик, имею право назвать всех этих тридцатилетних оболтусов, готов, эмо и геев, геймеров и блогеров, – бесталанным, потерянным поколением, без достоинства, чести и совести, обирающим общество и заражающим его смертельными общественными недугами. Это поколение паразитов, мелких грызунов, стремящихся уйти от реалий жизни в виртуал, где им некого бояться, не перед кем отчитываться, боже упаси нести ответственность… и можно прекратить все одним нажатием кнопки и начать сначала.
Если подобная зараза распространится на все общество – а у них хочешь не хочешь подрастают свои дети, да еще похуже родителей, – мир пойдет ко дну. Вернее, пойдет ко дну золотой миллиард, а историю продолжат писать арапы. А я этого не хочу.
Вчера на даче читал Гумилева, «История народа хунну». Там устаешь от одного перечисления множества войн в одной только Срединной Азии. Вещизм, экспортируемый из Китая, начал губить хунну еще до нашей эры. И все это пронеслось, не оставив следа.
То есть: прогресс – не постоянный процесс. Бывает, общество топчется на месте, бывают отступления.
Так вот нынче мы явно отступили в потомстве своем от созидательного труда. Хотя… все это только миг в истории. Через тысячи лет о великой России, может, и воспоминаний не останется.
Ну так и нечего оглядываться и корить себя за смелость суждений. Потеряно поколение тридцатилетних, потеряно и следующее поколение. И нечего перед ними заигрывать.
Конечно, не все они такие. Но… процент уж очень велик. До большой тревоги велик.
И вот себе и думаю: вот спроси меня, какие лучшие годы в жизни были? Отвечу: да вот эти же и есть лучшие! Все сделано, все на местах, дети–внуки обустроены, здоровье есть пока, Надя еще работает, на курорты ездим… Еще хотя бы лет пять так… И даже если станет хуже, можно уже смело говорить, что все годы жизни у нас были лучшие. А перед смертью… чего уж там.
Вон в Донецке снарядом убило бабушку столетнюю. Уже наверно просила у Бога смерти – вот он и послал ей легкую.
Грехи человеческие, по христианскому Священному Писанию: гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие и уныние. Прикидываю к себе и что‑то не вижу особого погрязания… разве что гордыня… Краешком‑то цеплял всего… жизнь большая; но в общем, остался человеком, скорее не преступающим грань нравственности.
Ну да старики все становятся поборниками и апологетами морали и чистоты нравов.
К греху обычно приводят страсти; я же был скорее бесстрастен, сторонний наблюдатель, постоянно контролирующий себя. Страстей инстинктивно сторонюсь, берегу свое драгоценное здоровье.
Внучке нашей сегодня исполнилось 18 лет. Доброго ей здоровья. Ну… и парня хорошего встретить. Остальное у нее все при себе. Вечером заскочим поздравим.
Медаль‑то золотую, федеральную, ей таки вручили нынче. Ну, пусть все наши медали хранятся в одной коробке, а там, даст бог, добавятся еще.
Вот достиг я, кажется, к семидесяти годам равновесия и гармонии. Ведь ради чего бьется на земле человек? К чему он стремится с детства?
Сначала стать взрослым. Ох как хочется в детстве стать самостоятельным, сильным, независимым.
Потом, в юности, приходит желание заняться уважаемым и полезным делом, понимание необходимости сделать что‑нибудь такое для людей, чтоб тебя знали и уважали.
В этот же период назревает тоска любви и желание совокупиться. Оно занимает все уголки сознания и рано или поздно удовлетворяется.
Потом, в процессе, приходит понимание того, что само по себе совокупление есть только источник физиологического наслаждения, а нужен вещественный результат обоюдной любви. Не успеешь осмыслить – уже появляются дети и связанные с ними заботы: гнездо, семья, добыча, планы на будущее. На это уходят все силы.
Параллельно, стимулируемые возрастающими материальными требованиями, развиваются карьера и реализация себя как личности в обществе. Это и учеба, и профессиональный рост, и продвижение по службе – до своего потолка.
С возрастом эти заботы занимают все мыслительное пространство и плотно увязываются в клубок быта, и вся жизнь вращается вокруг этого ядра.
Если в человеке есть творческое начало, оно начинает прорастать сквозь напластования забот и томит так же, как в юности желание любви, и иногда охватывает человека так сильно, что в жертву ему идут семейные отношения и весь образ жизни.