Ворчание ездового пса

Насчет соплей. Мне Вульфов прислал кое–какие свои опусы. Я с трудом их прочитал и с душевной болью дал отзыв. Он пишет примерно как Сергеев–Ценский, витиевато–художественнически. Путаешься в пышных словесных кружевах. Ну, таков художник. Он скорее поэт. Его произведения подошли бы для чтения в салонах начала ХIX века.

Читаю Коэльо, «Алхимик». Это притча. Пока просто впитываю информацию к размышлению. Понравились некоторые выражения:

— «Своя Стезя»;

— «Зло не в том, что входит в уста человека, а в том, что выходит из них»;

— «Это то же, что полет ястребов в небе: разумом его не постичь»;

— «Самый темный час – перед рассветом».

И ещё одно, про любовь к пустыне и опаску к ней.

Сильная книга, несомненно. Правда, для меня сильна она афоризмами и стилем – тут не отнимешь. Но… я далёк от этой философии. Это философия, родившаяся в уме созерцателя, хиппи. А я хоть в небе тоже вроде был созерцателем, но был и борцом. И умел в борьбе находить общий язык со стихией.

Но старик всегда может сказать что‑то новое такому же старику.

А мир мечтателей (так и хочется сказать «элоев») вцепился в эту философию… но многие ли следуют ей на практике?

Однако философия движет миром; наверно следуют… если только это можно назвать философией. Скорее мистика.

Я же, наивный человек, рублю правду–матку о том ремесле, которым владею. И моя философия проста, как поворот штурвала. Это – моя Стезя.

И все время на ум приходила картинка, которую наблюдал в родном Красноярске: на довольно оживленной улице, сидя на краю тротуара, вытянув ноги на проезжую часть, обедал грязный, обовшивевший бич. Его старательно обходили и объезжали. Он, наверное, тоже познал ту философию.

Почитал рецензии. Подумал. И вывод получается такой: если есть талант и умение убеждать, то можно с умной мордой впаривать любой винегрет – а чавкающие головы найдутся.

Оказывается, Коэльо ещё и бывший наркоман, и, в придачу, четырежды женат. Короче, интеллектуальный бродяга, талантливый настолько, что на хлеб себе всегда заработает, уже заработал.

Он играет на жажде, потребности людей в философской опоре, причем, людей, не имеющих твердых религиозных и философских убеждений. А таковых нынче абсолютное большинство. И эта смесь верований, эзотерики, алхимии, мистики и «нечта эдакого» под его пером приобретает массовую привлекательность.

Господи… чем интересуется нынче сытый обыватель.

Вообще, глядя на все эти фильмы, сценарии которых сочинены преимущественно в Первопрестольной, листая эти, сочиненные же в столице книжонки, изучая проекты всяких договоров и прочих документов, регулирующих отношения червей в нужнике, – не перестаешь удивляться. В каком же гадюшнике, в какой выгребной яме надо жить, чтобы изобретать такие повороты судеб, такие интриги, предусматривать такие подлости… и учить этому, вдалбливать эту гадость в голову моих внуков. Поистине, столица – клоака страны, средоточие человеческой низости. Нынче уже и у нас, на периферии, явственно чувствуется гнилое столичное дыхание и звериная хватка москвичей.

Я, кстати, ничего плохого не имею против вообще москвичей: и среди них, иногда, правда, очень редко, тоже встречаются мало–мальски нормальные люди. Но мне все больше и больше кажется, что это – нелепые исключения. Столица развращает, и, в первую очередь, тем, что можно нажиться на лохах. Мы все для них – лохи, примерно, как для истинных сионистов остальные – гои. Москвичи процеживают все помои страны… может, не случайно, именно в столице зародилось это движение: диггеров – людей, исследующих канализационные стоки. В дерьме живут, дерьмом интересуются. И придумывают москвичи хитроумнейшие правила, как уберечься в дерьме от дерьма.

Между делом прочитал тут ещё «Планету обезьян», по мотивам которой создано несколько фильмов. Ничего особенного, просто захотелось после поразившего меня в свое время фильма ознакомиться с первоисточником. Средненькая фантастическая повесть, с примитивной фабулой, но идея неплохая. Фильм гораздо богаче и глубже. Талант режиссера.

Занимаюсь сравниванием. Мои книги выложены у Мошкова в разделе «Русская проза 90–2000 г. г.». И вот стал я листать весь список авторов и просматривать произведения, обращая внимание на стиль. Передо мной в списке числится 101 автор. Половина – эмигрантское еврейство. Много питерских. Много филологов. Удивили магнитогорцы, тоже группа. Возраст авторов молодой. Творения женщин можно не открывать; но я таки открывал – и тут же закрывал. Их интересы понятны. Интересы же остальных – верчение червей в выгребной яме. Один моряк–подводник попался, уже в возрасте: удивительный сплав литературного беспомощного скудоумия и флотского замшелого юмора.

Перелистал ещё штук сто: никаких находок. Видимо, я туп. На этом пестром и однообразном фоне вычурного многословия мои опусы выглядят как‑то… весомее, что ли. Я не выпендриваюсь, не хочу никому прыснуть в глаза, я просто говорю о том, что знаю. Язык мой прост, чист, понятен, в нем не увязаешь; таковы же и мысли.

Ну, тайно надеюсь, продолжит эту тему какой‑нибудь профессиональный критик.